— В моё отсутствие ты будешь управлять гасиендой, — сказал мне дон Хулио. — Весьма ответственное поручение для человека молодого и непоседливого.

Я упрашивал, чтобы они взяли меня с собой, но дон Хулио остался глух к моим мольбам.

Пока я помогал Матео нагружать вьючную лошадь, он рассказывал мне о предстоящем задании.

— Дона Хулио не интересуют обычные преступления, наводнившие страну: скажем, мелкие разбойники, которые отнимают кошельки у клириков или товары у купцов. Дон Хулио подотчётен непосредственно Совету по делам Индий в Испании, и ему поручают действовать, когда возникает угроза общественному порядку или сокровищам короля.

Это я понимал, именно такой угрозой как раз и было возрождение культа Ягуара, которое мы старались пресечь. А мало-помалу сопоставив факты, я понял и то, что одной из причин, по которой корона пользовалась услугами дона Хулио, являлась его уязвимость. При всех предоставляемых ему широких полномочиях этого человека было легче контролировать, чем других, ибо над ним постоянно висела угроза обвинения в иудаизме.

— Ходят слухи, что пираты затевают нападение с целью захвата серебра, подготовленного для отправки казначейским флотом. Моя задача — собирать информацию по трактирам, где посетители, напившись, похваляются перед служанками и шлюхами. За несколько сунутых кому надо монет и несколько удачно подаренных поцелуев женщины с удовольствием повторяют то, что слышали.

— А куда вы собрались ехать?

— В Веракрус.

Тут стало ясно, почему меня оставляют дома: дон Хулио беспокоился, что в Веракрусе кто-нибудь может меня узнать. И снова мы ни словом не обмолвились о моём прошлом. Пока Матео или дон Хулио не поднимут эту тему сами, решил я, я тоже не стану смущать их или обременять своими проблемами. Укрывательство человека, разыскиваемого за убийство, могло привести их на виселицу — и меня, разумеется, тоже.

Однако предполагаемое нападение пиратов оказалось лишь очередным слухом, которые часто сопутствовали прибытию казначейского флота. Матео вернулся домой с очередным шрамом. Этот звался Магдалена.

Я так и не рассказал своему другу о свидании Изабеллы с де Альвой. Мне было слишком неловко за дона Хулио, чтобы поделиться этой информацией даже с Матео. К тому же было очевидно: скажи я об этом Матео, и он убьёт де Альву. Между тем я сам мечтал отомстить этому человеку, и ни к чему было втравливать Матео в поединок с лучшим фехтовальщиком страны. Матео непременно захотел бы сразиться с ним по-честному, потому что он делал бы это ради дона Хулио. А по моему убеждению, этот злодей не заслуживал ни честного боя, ни честной смерти.

В скором времени я понял, что гасиенда управляется сама собой, и мои старания управлять ею более эффективно почти всегда приводили к тому, что индейцы снижали темпы работы или прекращали её вовсе. Чтобы не выставлять себя дураком, я удалился в библиотеку, надеясь чтением рассеять скуку и за тот месяц, пока Матео и дон Хулио находятся в отъезде, пополнить свои познания.

Дон Хулио как-то сказал, что я впитываю знания как губка.

— Из тебя получится настоящий человек эпохи Возрождения, — заметил он однажды, — человек, который имеет познания не только в одной какой-то области, но во многих.

Моё лицо запылало от смущения, как полуденное солнце. Сам дон Хулио был истинным человеком Возрождения, кладезем познаний в сфере искусства, литературы, науки и медицины. Он одинаково легко мог вправить сломанную руку, рассуждать о Пелопоннесских войнах, цитировать «Божественную комедию» Данте, проложить курс на суше или море с помощью звёзд и планет. Я чрезвычайно гордился его инженерным талантом, позволившим дону Хулио осуществить грандиозный проект туннеля, одного из чудес Нового Света.

Поощряемый своим наставником, я пожирал книги, как огромный кит, поглощающий стаю рыб одним глотком. Отец Антонио, конечно, дал мне немало уроков по классической литературе, истории и религии, да вот только собрание книг его было невелико, менее трёх дюжин томов. Библиотека дона Хулио была одной из самых больших частных библиотек в Новой Испании и насчитывала более полутора тысяч томов. Для человека с неутолимой жаждой знания это был настоящий cornucopia, рог изобилия.

Я прочёл и перечитал не только философские и литературные сочинения, имевшиеся в библиотеке доброго клирика (почти все они имелись и у дона Хулио), но также и практические труды, такие как трактат по медицине святого отца Августина Фарфана, сочинения великого арабского фармацевта Месуйи, служившего в IX веке при дворе Гаруна аль-Рашида в Багдаде. Я узнал о тайнах хирургии, открытых испанцем Бернавидесом, прочитал «Историю индейцев» Саагунаи «Историю Конкисты» Берналя Диаса цель Кастильо.

Чего только не было в библиотеке дона Хулио: сочинения Галена, Аристотеля и арабских врачей; труды древнегреческих философов и римских законодателей; произведения поэтов и художников Возрождения; увесистые фолианты по инженерному делу и космографии. В числе самых любопытных работ были исследования по медицине, в которых описывались методика пришивания человеку отрубленного носа, симптомы греховного французского недуга (известного также под названием «сифилис») и методы полевой хирургии Амбруаза Паре.

Операцию по восстановлению отрубленного носа осуществил один итальянский хирург. По словам дона Хулио, этот врач был тронут несчастьем молодой женщины из Генуи: ей отрубили нос солдаты, обозлённые сопротивлением, которое несчастная оказала, когда они стали её насиловать.

Врача этого звали Гаспар Таглиакоччи, и он умер примерно в то время, когда я родился. Он изучил опыт индийских хирургов: те спускали вниз полоску кожи со лба и использовали её для формирования носа. Верхняя часть этой полоски оставалась прикреплённой ко лбу до тех пор, пока нос вновь не приживался на лице. Индусы разработали это искусство по необходимости — многих женщин в Индии лишали носа, если их обвиняли в супружеской неверности.

Существенным недостатком этого метода был, однако, остававшийся на лбу большой шрам пирамидальной формы. И Таглиакоччи решил брать кожу не со лба, но из области предплечья.

Поскольку предплечье подвижно, вокруг головы человека закрепляли раму, фиксировавшую руку напротив лица, пока полоска кожи с предплечья не приживётся, сформировав ной нос.

Великий итальянец также делал операции по восстановлению ушей, губ и языка.

Что же касается той молодой женщины из Генуи, которая поплатилась носом за сопротивление насильникам, то, по слухам, операция прошла совершенно успешно, если не считать того, что в холодную погоду её нос приобретал слегка пурпурный оттенок.

Таглиакоччи описал свои методы в «De Chirurgia Curtorum per Insitionem», научном труде, опубликованном через пару лет после его смерти. Экземпляр этой книги на испанском языке оказался в библиотеке дона Хулио.