— Слышите, Мери? Меньше чем через пять недель! — обратилась к девушке леди Элен.

— Слышу, сударыня, — ответила Мери. — Мое сердце забилось при этих словах капитана.

— Как вы переносите плавание, мисс Мери? — спросил лорд Гленарван.

— Неплохо, милорд. А скоро я и совсем освоюсь с морем.

— А наш юный Роберт?

— О, Роберт!.. — вмешался Джон Манглс. — Если его нет в машинном отделении, значит, он уже взобрался на мачту. Этот мальчуган просто насмехается над морской болезнью… Да вот, сами полюбуйтесь. Видите, где он?

Взоры всех устремились туда, куда указывал капитан, — на фок-мачту: там, футах в ста от палубы, на канатах брам — стеньги[30]висел Роберт. Мери невольно вздрогнула.

— О, успокойтесь, мисс! — сказал Джон Манглс. — Я отвечаю за него. Обещаю вам, что в недалеком будущем представлю капитану Гранту лихого молодца, — ведь мы, несомненно, разыщем этого достойного капитана!

— Да услышит вас небо, мистер Джон! — ответила девушка.

— Милая мисс Мери, будем надеяться, — заговорил Гленарван. — Все предвещает нам удачу. Взгляните на этих славных малых, взявшихся за осуществление нашей высокой цели. С ними мы не только добьемся успеха, но добьемся его без особенного труда. Я обещал Элен увеселительную прогулку и верю, что сдержу свое слово.

— Эдуард, вы лучший из людей! — воскликнула леди Элен Гленарван.

— Отнюдь нет, но у меня лучшая команда на лучшем судне… Разве вы не восхищаетесь нашим «Дунканом», мисс Мери?

— Конечно, восхищаюсь, милорд, — ответила девушка, — и восхищаюсь как настоящий знаток.

— Вот как!

— Я еще ребенком играла на кораблях отца. Он должен был сделать из меня моряка. Но и теперь, если бы понадобилось, я, пожалуй, смогла бы взять на рифы парус.

— Что вы говорите, мисс! — воскликнул Джон Манглс.

— Если так, — сказал лорд Гленарван, — то в лице капитана Джона вы, несомненно, будете иметь большого друга, ибо профессию моряка он ставит выше всякой другой на свете. Даже для женщины он не представляет себе ничего лучшего. Не правда ли, Джон?

— Совершенно верно, милорд, — ответил молодой капитан. — Я, конечно, должен признаться, что мисс Грант более пристало находиться в рубке, чем ставить брамсель[31]. Тем не менее мне были очень приятны ее слова.

— Особенно когда она так восхищалась «Дунканом»… — добавил лорд Гленарван.

— …который этого вполне заслуживает, — ответил Джон Манглс.

— Право, вы так гордитесь вашей яхтой, — сказала леди Элен, — что мне захотелось осмотреть ее всю до самого трюма, а также поглядеть, как наши славные матросы устроились в кубрике.

— Устроились превосходно, — ответил Джон Манглс, — совсем как дома.

— И они действительно дома, дорогая Элен, — сказал лорд Гленарван. — Ведь эта яхта — часть нашей древней Каледонии, уголок графства Дамбартон, плывущий по волнам океана. И мы вовсе не покинули нашей родины: «Дункан» — это Малькольм — Касл, а океан — озеро Лох-Ломонд.

— Ну тогда, дорогой Эдуард, покажите же нам ваш замок, — шутливо сказала леди Элен.

— К вашим услугам! — ответил лорд Гленарван. — Но раньше позвольте мне сказать несколько слов Олбинету.

Стюард «Дункана» Олбинет был превосходный метрдотель, усердно и умно исполнявший свои обязанности. Он немедленно явился на зов хозяина.

— Олбинет, мы хотим прогуляться перед завтраком, — сказал лорд Гленарван таким тоном, словно речь шла о прогулке в окрестностях замка. — Надеюсь, что к нашему возвращению завтрак будет на столе.

Олбинет важно отвесил поклон.

— Идете вы с нами, майор? — спросила Мак-Наббса леди Элен.

— Если прикажете, — ответил он.

— О, майор поглощен дымом своей сигары, — вмешался лорд Гленарван, — не будем же отрывать его. Знаете, мисс Мери, он у нас заядлый курильщик — даже и во сне не выпускает изо рта сигару.

Майор кивнул головой в знак согласия. Остальные спустились в кубрик.

Оставшись один на палубе, Мак-Наббс, по своей всегдашней привычке, стал мирно беседовать сам с собой, окружая себя еще более густыми облаками дыма. Он стоял неподвижно и глядел на пенистый след за кормой яхты. После нескольких минут молчаливого созерцания он обернулся и увидел перед собой новое лицо. Если бы вообще что-нибудь могло удивить майора, то он, пожалуй, был бы удивлен этой встречей, ибо этот пассажир был ему совершенно незнаком.

Этому высокому, сухощавому человеку могло быть лет сорок. Он напоминал длинный гвоздь с большой шляпкой. Голова у него была круглая и большая, лоб высокий, нос длинный, рот большой, подбородок острый. Глаза скрывались за огромными круглыми очками, и особенная неопределенность во взгляде говорила о никталопии[32]. Лицо у него было умное и веселое. В нем не было той неприветливости, какую напускают на себя некоторые для важности. Такие люди из принципа никогда не смеются, пряча под маской серьезности свое ничтожество. Напротив, непринужденность и милая бесцеремонность этого незнакомца ясно показывали, что он умеет видеть в людях и вещах только хорошее. Хоть он еще не открывал рта, чувствовалось, что он любит поговорить. Было ясно также, что он из тех страшно рассеянных людей, которые смотрят и не видят, слушают и не слышат. Незнакомец был в дорожной фуражке, обут в грубые желтые ботинки и кожаные гетры. На нем были бархатные коричневые панталоны и такая же куртка с бесчисленными туго набитыми карманами, откуда торчали записные книжки, блокноты, бумажники, вообще масса столь же ненужных, сколь и обременительных предметов. Через плечо у него висела на ремне подзорная труба.

Суетливость незнакомца составляла полную противоположность невозмутимому спокойствию майора. Он вертелся вокруг Мак-Наббса, рассматривал его, кидал на него вопросительные взгляды, но тот и не думал поинтересоваться тем, откуда взялся этот господин, куда он направляется и почему он на борту «Дункана».

Когда загадочный незнакомец увидел, что все его попытки общения разбиваются о равнодушие майора, он схватил свою подзорную трубу — раздвинутая во всю длину, она достигала четырех футов — и, расставив ноги, неподвижный, как дорожный столб, направил ее на линию горизонта, где вода сливалась с небом. Понаблюдав так минут пять, он поставил свою подзорную трубу на палубу и оперся на нее, как на трость; но тут труба сложилась, части ее вошли одна в другую, и новый пассажир, внезапно потеряв точку опоры, едва не растянулся у грот-мачты.

Всякий другой на месте майора хотя бы улыбнулся, но он даже бровью не повел. Тогда незнакомец смирился наконец с его безразличием.