Кристиан пересекает темный холл, направляясь в ванную комнату. Чтобы снова узреть этот цвет. Подобный волне тошноты. В зеленом море печали. Вонь формалина. Все еще чувствую слабость. Всякий раз, как вспомню о том холодном дне. Позже Вайн налил мне стакан бренди из обнаружившейся в бальзамировочной бутылки. Я поспешил убраться на улицу. Мисс Мускус одарила меня еще одним влажным рукопожатием, надолго приставшим к ладони. Поехал подземкой на юг. И стоял, поджидая парома. На крайней оконечности города. Терзаясь желанием увидеть небо и глотнуть воздуха. Которого в этом сортире днем с огнем не сыскать. Потратил вечер пятницы на то, чтобы трижды пересечь гавань туда и обратно. Смолол два пакета арахиса, расфасованного в Саффолке, штат Вирджиния. Гульнул в счет будущего жалованья. Кроме того, съел пару сосисок с горой горчицы и кислой капустой и выпил два стакана шипучки. И поныне бурлящей у меня в животе. Хотел сказать мистеру Вайну, до чего я рад влиться в его дело. А кончил тем, что едва не сыграл в ящик. Эти двое в масках смотрели на меня сверху вниз. Я на них только раз взглянул и тут же опять отключился. Черт, ни клочка туалетной бумаги. Использую единственный мой чистый носовой платок. Во время последней поездки на пароме, уже на закате, вытирал промокал им глаза, заслезившиеся от ветра. Точечки тусклого света в высоких зданиях прямо по курсу. Пассажиры, открывающие сдвижные двери, чтобы постоять на палубе. Холодный воздух, хлынувший внутрь. Рвущее волны толстозадое судно. Со множеством лиц на рядах деревянных скамей. Самым неприятным я мельком показывал обложку погребального руководства. Те, кто сумел разобрать слова, отворачивали морды черт знает с какой поспешностью. Чтобы полюбоваться проплывающим мимо океанским лайнером. Освещенные палубы. Крохотные темные фигурки, стоящие под спасательными шлюпками. Вымпелы трепещут на тросах, натянутых между трубами. Грустно глядеть, как проходит мимо гигантский силуэт и дым чернее черного уплывает в небо. Потом кто-то стукнул меня по плечу. И я увидел лицо. Улыбающегося, машущего серой шапчонкой. Толстолицего малого из автобуса. Которому я дружески кивнул, как это принято у него в желтом доме. Странно довольное урчание слетало с его губ. Пока я старательно тряс его руку. Кто-то уже лупит в дверь сортира.

Кристиан открывает. Изжелта бледная потная косоглазая образина миссис Гроц. Седые курчавые волосы сегодня еще курчавее и седее. Образина перекошена. Крупная костлявая лапа придерживает на груди расшитый маргаритками халат. Или петуньями. В общем, семейство белладоновых. Если как следует приглядеться. Чего я лучше делать не стану. Поскольку вид у нее такой, словно она сейчас начнет извергаться.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Да.

— Вы думаете мой дом это по-вашему что.

— О чем вы.

— Вы похоронщик. Я видела книгу. Похоронщик, так.

— Нет.

— А книга зачем.

— По-моему это не ваше дело.

— Вы хотите, чтобы я всех жильцов потеряла, я тут работаю, из сил выбиваюсь. Мне следовало по вашему выговору догадаться. А похоронная машина. Наплел мне с три короба, жена у него умерла. А сам, небось, извращенец, потому у вас и платья-то женские.

— Прошу прощения.

— Думает, влез сюда, так ему теперь все с рук сойдет, псих ненормальный.

Кристиан протискивается вон из ванной комнаты. Минуя взбухающие буфера миссис Гроц. У которой спрятана в складках платья свинцовая труба. Фута примерно в два длиной. Торчит наружу. Что за гостеприимная страна, будь она проклята. Торопливо сматываюсь из холла. В свою комнату. И больше никогда не оставляй дверь открытой. А то она увидит постель, разбросанную, словно взрывом. Это мне ночью приснился сон. Будто Кларенс Вайн открыл новую похоронную контору на верхнем уровне вокзала Гранд-Сентрал. И народ поволок туда своих покойников. Из Миссисипи и Бостона. Поезда, груженые трупами. Из Бронксвилла, Крествуда и Такехо. Команды похоронщиков, одетых в футбольную форму, чеканя шаг, проходят маршем по пандусу Сорок Второй улицы. Вайн с балкона на Вандербилт-авеню рычит в мегафон команды. Приказывая уложить тела нескончаемыми рядами, чтобы он мог обозреть их в бинокль. Огромные синие сводчатые потолки сотрясает органная музыка. Я тоже там. Стараюсь отвечать последнему писку моды. Надел темную мягкую шляпу. Толпы жителей пригорода безмолвно и неподвижно стоят с газетами в руках, напуганные до усеру. А мне приятно видеть Вайна. Подхожу к нему. Дружески пинаю локтем в спину. Спрашиваю на лучшем моем американском языке, ну как делишки, Кларенс. Он отвечает, ба, как поживаешь, малыш, рад тебя видеть, делишки что надо, лучше некуда. Если есть желание побальзамировать, бери себе любого кадавра.

Кристиан оборачивается, чтобы закрыть дверь спальни. Миссис Гроц, всунув в щель ногу, наваливается на дверь, норовя не дать ей закрыться. Но Кристиан в броске захлопывает ее. Бумм. Свинцовая труба валится на пол. Кристиан задвигает щеколду. Кулаки мымры молотят по красному дереву филенок. Добро пожаловать на Вест-Идиот стрит.

— Что вы себе позволяете в моем доме. Мне такие умники не нужны. Слышите. Убирайтесь, пока я не вызвала копов. Грязный бездельник.

Бьется всем телом о дверь. Из задвижки летят шурупы. После очередного удара плечом. Собачье рычание. Дверь медленно подается. Клетчатая лапа мужчины, сгребавшего снег на улице. Кристиан прибегает к занятному, выученному в университете приему: оттолкнувшись ногой от стены, с маху врезается в дверь, отчего она вновь захлопывается. Горловой всхлип миссис Гроц, ее туфелька на высоком каблуке застряла в щели. И лопнула. Жаль, ступни внутри не было. Пожалуй, хватит проявлять необщительность. Спрашиваю у долбаеба в клетчатой куртке, давно ли его кастрировали, и что еще я могу для него сделать. Под вой полицейской сирены, налетающей вдоль по улице.

— Извращенец. Вот погоди, доберется до тебя мой племянник, Винни Костолом.

Дыхание слегка отдает чесноком. Какая жалость, что это чудотворное луковичное растение вынуждено разлагаться в каких ни попадя ртах. Осеняя своим ароматом гнусные словеса. Для граждан подобного сорта бальзамирование — это квинтэссенция справедливости. Сирена смолкает. Снаружи хлопают дверцы машины. Полиция. Обвиняется в том, что завладев учебником похоронщика, пытался выдать себя за женщину. Топот ног на лестнице. Голоса за дверью.

— Арестуйте его. Он вуду. Колдун. Там внутри извращенец.

— Полегче, леди. Что происходит. Откройте.

— Он носит женские платья.

— Ладно, леди. Он вооружен.

— Откуда мне знать. Но только у меня геморрой начался с тех пор, как он въехал.

— Вы видели револьвер или нож.

— Я видела грязные картинки с мертвецами, вот что у него там такое. Без одежды. Даже яйца видать.

— О'кей, леди, это колдовство нам известно. Эй, вы там, откройте. В последний раз говорю.

Кристиан тянет дверь на себя. Четверо ожидают в тени. Рычит и щерится пес. Две синих фуражки, две формы. Плевать им всем, что я недавно овдовел. Прямо на меня наставлен револьвер. Пристрелят еще до того, как я успею выкрикнуть, что меня подвела общая культура. Поднимаю руки. Ширинка расстегнута. Плюс с особой злонамеренностью размахивал елдаком. Между тем как на иллюстрированной странице красовались ничем не прикрытые мужские яйца. Зашивать намертво рты в студии Вайна, похоже, будет большим облегчением.