Когда Оливер вошел, Дункан взглянул на него, улыбнулся, вытянул ноги и сказал все еще с акцентом жителя Глазго:

— Мне пора возвращаться. — Однако он не предпринял никакой попытки, чтобы подняться с места и куда-то идти.

Оливер подошел к столу, чтобы отрезать себе кусок пирога, и попросил:

— Побудьте еще немного. — Он не хотел оставаться один. — Мне надо поговорить с вами о Лиз. Налейте себе чего-нибудь.

Дункан Фразер посмотрел на свой пустой стакан, будто бы раздумывая.

— Хорошо, — согласился он наконец. Но Оливер заранее знал, что он не откажется ни от разговора, ни от спиртного. — Налейте немного. Да вы и сами ничего не пили. Присоединяйтесь за компанию.

— Да, я выпью. — Оливер взял один чистый стакан со стола, нашел второй, налил виски и добавил, не слишком много, воды из кувшина. — Я не узнал ее, представляете? Я не мог догадаться, кто это. — Он принес стаканы к камину.

— Да, она изменилась.

— Долго она у вас?

— Пару дней. Была в Вест-Индии с какой-то подругой или другом. Я ездил встречать ее с самолета в Прествик. Я не хотел торопиться с новостями, но... я подумал, что будет лучше сообщить ей о Чарльзе сразу. — Он слегка усмехнулся. — Вы знаете, женщины — забавные штучки, Оливер. Трудно узнать, что они думают. Они все скрывают, боятся чего-то.

— Но она была сегодня.

— О да, она была там. Но это первый раз, когда Лиз должна была мужественно признаться самой себе, что смерть — это не только длинные колонки некрологов в газетах — она уносит людей, которых вы знаете. Друзья умирают. Любимые. Возможно, она зайдет навестить вас завтра или послезавтра... Никто не может сказать наверняка...

— Она была единственной девушкой, на которую смотрел Чарльз. Вы знали это, правда?

— Да. Я знал. Даже когда она была маленькой девочкой...

— Он только и ждал, когда она вырастет.

Дункан ничего не ответил. Оливер взял сигарету и закурил, затем уселся на край кресла, которое стояло с другой стороны камина. Дункан внимательно посмотрел на него.

— Что вы собираетесь делать теперь? С имением, я имею в виду.

— Продать его, — ответил Оливер.

— Вот так просто?

— Да. Я не вижу другого выхода. Конечно, это позор — продавать имение. Но я не живу здесь. Моя работа и корни в Лондоне, и я не собираюсь становиться шотландским землевладельцем. Это было привилегией Чарльза.

— Карнеи что-нибудь для вас значат?

— Конечно. Это дом, где я рос.

— Вы всегда были хладнокровным парнем. Чем вы занимаетесь в Лондоне? Я никогда не мог там долго находиться.

— Просто я люблю его.

— У вас там приличный доход?

— Достаточный для содержания приличной квартиры и автомобиля.

Глаза Дункана сузились.

— А как насчет любви?

Если бы кто-нибудь другой задал Оливеру подобный вопрос, он не потерпел бы вмешательства в свои дела. Но это был Дункан. «Ты коварный старый дурак», — подумал Оливер и ответил ему:

— Все в порядке.

— Я могу вообразить вас окруженного кучей очаровательных женщин...

— По вашему тону я не могу определить — не одобряете или завидуете...

— Я не это имел в виду, — сухо произнес Дункан. — Как только у Чарльза может быть такой брат! Вы никогда не думали о женитьбе?

— Я не женюсь, пока не состарюсь для других дел.

Дункан хрипло рассмеялся:

— Такой ответ ставит меня на место. Но давайте вернемся к Карнеям. Если вы хотите продать дом, продайте его мне.

— Я предпочел бы продать его вам, чем кому-либо еще. Вы знаете это.

— Я куплю ферму, участок для охоты и озеро. Но нужно продать еще дом. Вы можете продавать по частям. В конце концов, он не слишком велик, находится не очень далеко от дороги, и сад ухоженный.

Успокаивало, что он говорил просто, обычными словами, это облегчало проблемы Оливера. Это была манера, в которой всегда работал Дункан Фразер, манера, помогшая ему разбогатеть в сравнительно молодом возрасте, выгодно продать дело в Лондоне и, как он всегда мечтал, возвратиться в Шотландию, купить землю, обосноваться и стать сельским жителем.

Однако такое завершение его карьеры вызывало отрицательную реакцию у жены Дункана, Элайн. Ей не хотелось оставлять юг и пускать корни в диком Пертшире, скоро она стала скучать от жизни в Рози-Хилл. Она тосковала без своих друзей, ее не устраивала погода. Она жаловалась, что зимы здесь длинные, холодные и сухие, а летние месяцы — короткие, холодные и влажные. Соответственно ее посещения Лондона стали более частыми и более продолжительными, пока не наступил неизбежный день, когда она объявила, что никогда не вернется, и их брак рухнул.

Если Дункан и был расстроен этим, он умело скрывал свои переживания. Он любил, когда Лиз приезжала к нему, но, когда она уезжала, чтобы посетить мать, он не тосковал — у него было много интересов в жизни. Когда он только прибыл в Рози-Хилл, местные жители отнеслись скептически к его фермерским способностям, но он сумел утвердиться и получить всеобщее признание, стал членом клуба «Релкирк и Дж. П.». Этот человек очень нравился Оливеру.

Он сказал:

— У вас так разумно и легко все выходит, как будто речь идет не о продаже дома.

— А так проще. — Пожилой мужчина расправился с содержимым своего стакана одним большим глотком, поставил его на стол и резко встал. — Подумайте обо всем этом, так или иначе. Вы долго здесь пробудете?

— У меня отпуск на две недели.

— Предположим, что мы встретимся в среду в «Релкирке»? Я приглашу вас на обед, и мы дружески побеседуем в компании с адвокатами. Или это слишком быстрое развитие событий?

— Нисколько. Чем скорее это будет решено, тем лучше.

— В таком случае я пошел домой.

Он направился к двери, Лайза сразу встала и пошла за ними в холодный холл, ее когти стучали по полированному паркету.

Дункан поглядел через плечо:

— Грустно видеть собаку без хозяина.

— Да, тяжело.

Лайза наблюдала, как Оливер помог Дункану надеть пальто, и затем пошла за ними на улицу к тому месту, где стоял старый черный «бентли». Вечер был более холодный, чем когда-либо, было темно, и дул порывистый ветер. Под их ботинками на грязной дороге захрустел лед.

— Скоро опять повалит снег, — заметил Дункан.

— Похоже.

— Что передать Лиз?

— Пусть придет навестить меня.

— Я передам. Пока. До среды. Увидимся в клубе. В двенадцать тридцать.

— Я буду там. — Оливер захлопнул дверь машины. — Езжайте осторожно.