Пока Нинель не приехала, Николай набрал номер Васильева. Трубку взяла его жена — Кира.

— Здравствуй, Коленька, — своим своеобразным, с легкой хрипотцой, голосом, сказала она. — Ты не забыл, что у меня завтра день рождения? Приедете с Ксюшей?

— Попробуем, Кира, — стараясь не выдавать своего мрачного настроения, ответил Николай. — А я думал ты в загородном доме. Вообще-то, мне Вова нужен.

— Нет, приходится в квартире париться, Володя в доме, вроде, ремонт затеял. И ты мне, пожалуйста, зубы не заговаривай и не огорчай меня, Коля. Приезжайте, пожалуйста. По крайней мере, если Ксюша не сможет, то хоть сам. Ты у нас один такой друг…

Николай услышал, как Кира стала тихонько всхлипывать. Она была психически нездорова, и ее нельзя было расстраивать.

Николай спохватился:

— Кирюша, милая, я обязательно приеду поздравить тебя, вот только сидеть у вас долго не смогу. Ладно?

— Вот так бы и сразу, — мгновенно успокоилась Кира. — Вова! Иди, Коля звонит…

— Привет, Колян! — бодро проговорил Володя, взявший у Киры трубку.

— Привет. Слушай, ты не мог бы сейчас ко мне подъехать? Это, край важно, посоветоваться бы надо. Сам я к тебе подвалить не могу, мне необходимо дома быть. Тут дело такое… В общем, не телефонный разговор.

— Прямо сейчас? А, может, утром?

— Нет, ситуация такая, что не терпит никаких отлагательств — именно сейчас.

— Ну, раз так, сей минуту подкачу — я как раз машину в гараж хотел ставить, вот только Кире лекарства приготовлю.

— Хорошо, я жду.

Николай положил трубку.

С Володей Васильевым Николая связывала крепкая дружба еще с юности. Оба они тогда жили в одном квартале и оба учились в одной школе, оба в десятом классе, правда, в разных. А сама эта дружба началась с неприятности, случившейся с Николаем во время его первого в жизни свидания с девушкой. В тот день местная шпана, из числа поклонников этой девушки, унизила и оскорбила его. Николай в те времена был нескладным, худым и длинным, как жердь, слабаком, и носил соответствующую длинную кличку: «Дядя достань воробушка». И Володя — тогда просто Вовка, как и Николай для него — просто Колька — был борцом-перворазрядником, сильным и крутым малым, с которым даже уголовная шалупонь не отваживалась связываться, заступился за Николая, а потом и вовсе взял под свою опеку, не позволяя никому на квартале его обижать. Он же вскоре привел Николая в секцию бокса, положив начало его головокружительному спортивному взлету.

Так они стали закадычными друзьями.

Николай, конечно, тоже старался делать другу разные приятные вещи и тоже позже не раз выручал его из разных передряг, но такого значимого поступка, какой, как он полагал, тогда по отношению к нему совершил Вовка, у него выдать не получалось. Ну, разве что, можно вспомнить случай, как после одиннадцатого класса Вовка отправился в дальнюю дорогу поступать в Ленинградский электротехнический институт на деньги Николая.

Дело было в том, что семья Вовки была небогатой, можно даже сказать, бедной. Отчим его сидел в тюрьме по причине, которую, по-человечески, можно было бы оправдать — он заступился за честь жены — и изо всех остальных членов семьи работала одна только Вовкина мать — тетя Пана. Она одна тащила по жизни всю семью на своем горбу — и самого Вовку, и его младшего брата Толика, да еще и отчасти отчима в придачу — подогревая его, насколько было в ее силах и скромных возможностях, частыми тюремными передачами.

Николай же, став уже в одиннадцатом классе чемпионом России среди юношей, начал получать спортивную стипендию, причем, весьма приличную, сравнимую с иной зарплатой. А поскольку он был из довольно обеспеченной семьи, то, нежданно-негаданно свалившиеся на его голову деньги, ему особо тратить было некуда, и он их попросту складывал в ящик своего письменного стола. И, конечно, он с удовольствием дал денег сколько нужно Вовке. Их хватало на дорогу в Ленинград да еще на первые месяцы для съема жилья и сытого проживания в северной столице России.

На каникулы Вовка приезжал в Новосибирск, и друзья, если позволяли обстоятельства, снова проводили немало времени вместе. Правда, приезжал он всегда ненадолго — уже через неделю собирался назад. Говорил, что в Ленинграде у него есть одна девушка, его однокурсница — Кира, и он по ней сильно скучает. Так было до четвертого курса.

А после Вовка женился на своей Кире, бывшей детдомовке, красота которой восхищала всю мужскую половину ЛЭТИ. Вовка тогда пребывал на седьмом небе, он даже забывал писать Николаю письма, которые от него стали большой редкостью. А потом письма не стали приходить совсем. Позже Николай узнал, что там произошла какая-то темная история на почве ревности, из-за чего Володя даже пытался покончить жизнь самоубийством, бросившись с моста. К счастью, все закончилось лишь открытым переломом бедра. А вот с Кирой все вышло куда хуже: она получила весьма серьезную душевную травму и, в конце концов, попала в психиатрическую лечебницу.

В итоге, Вовка потерял год учебы, проведя его на излечении в академическом отпуске, а Кира пробыла в больнице около полугода, но даже по выходе оттуда, до конца оправиться от болезни так и не смогла, и ей пришлось даже бросить институт. Но и работать где-либо Кире теперь уже не позволяло здоровье, и, будучи лишенной всякой родни, она оказалась на полном Вовкином обеспечении — ее пособие по инвалидности было донельзя смешным.

Жили они в Ленинграде на съемной квартире, и, как было известно Николаю, особо ни в чем не нуждались. Причем, от финансовой помощи, предлагаемой Николаем, Вовка отказывался, и это для друга казалось довольно странным — где это Вовка там, в Ленинграде, мог так хорошо зарабатывать, будучи сначала неходячим калекой, а потом просто студентом дневного отделения? Мать ему высылала лишь крохи…

Когда же Вовка после окончания института вернулся в Новосибирск, то об этой скрытой части своей жизни он, практически, никому не распространялся. Даже Николаю он поведал о ней всего лишь несколько общих фраз и просил никогда не спрашивать об этом Киру, ибо от подобных вопросов у нее случались неконтролируемые приступы истерии. И все знали, что в разговоре с Володей тема Киры — это табу, это горячо, так горячо, что ее лучше не касаться.

С тех пор, Вовка не заводил новых друзей — если не брать во внимание исключительно деловые или полезные знакомства — а с большинством прежних, либо расстался совсем, либо виделся очень редко, причем, домой никого не приглашал, и встречался со всеми на их или, как говориться, на нейтральной, территории. Единственным исключением остался лишь Николай.

Сразу по возвращении в Новосибирск, Вовка, не въезжая в родной дом, снял для себя с Кирой квартиру, оберегая жену от посторонних взглядов и контактов, включая даже родную мать и брата. А вскоре купил себе трехкомнатную кооперативную квартиру, опять же непонятно на какие шиши — говорил, будто занял у одного хорошего ленинградского знакомого.

Работать по специальности Вовка не пошел — как-то открутился от распределения. И, действительно, — на нищенские сто двадцать рублей зарплаты инженера вдвоем с Кирой им было не прожить. Его двоюродная сестра Люська — с которой в юности у Николая были кой каковские любовные шашни, а у Вовки надежды обрести в Николае не только друга, но и родственника — устроила Вовку администратором в кафе «Веснушка». Ей это было сделать несложно, используя связи и влияние своего мужа — директора самого Горторга. А вскоре и Вовку — опять же по протекции сестры — повысили в должности, назначив уже директором все той же «Веснушки».