Мистер Хэнкок прижимает ладонь ко лбу:

– Так почему же вы расстались?

Капитан Джонс достает из нагрудного кармана чековый счет, старательно его разглаживает и с примирительным видом показывает мистеру Хэнкоку.

– Вот, в банковском сейфе лежат ваши четыре тысячи восемьсот за вычетом суммы, потраченной на выплаты команде. Все до пенса, я человек честный. – Он вскидывает ладонь, останавливая мистера Хэнкока, уже набравшего в грудь воздуху, и продолжает настойчивым, ободрительным тоном: – Это покроет все вложения ваших партнеров. Вы не потеряете лицо.

– Но по вашей милости я потерял две тысячи из восьми плюс две тысячи в товаре, который вы должны были доставить. И по вашей милости я лишился корабля.

– Хэнкок, клянусь вам. Русалка… это не мешок волшебных бобов, знаете ли. Вы заработаете на ней огромные деньги, если решитесь рискнуть.

Мистер Хэнкок вздыхает:

– Я человек осторожный и практичный. Я не люблю рисковать.

– Ну, теперь ничего другого вам не остается. – Мистеру Хэнкоку очень хочется ударить капитана Джонса, настолько он бесит своим дурацким воодушевлением. – Провидение лишило вас корабля, но взамен подарило русалку!

– Это все ваших рук дело. – Мистер Хэнкок встает. – Пожалуй, вам пора. – Он отпирает дверь и первым выходит в коридор, где обнаруживает девочек, занимающихся хозяйственной работой с таким усердием, какого они обычно не проявляют и среди бела дня, а уж в столь поздний час – тем паче. Бригитта энергично протирает лестничную балясину, а Сьюки считает и пересчитывает свечи в канделябрах.

– Ну же, Хэнкок, – упорствует капитан Джонс. – Почему бы не попытаться? Ну просто попробовать, а? Возместите стоимость корабля – вдвойне возместите, – а потом продадите несчастную русалку. Это не займет много времени.

– Вы останетесь на ужин? – смело спрашивает Сьюки, отыгрываясь за свою прежнюю немоту. – А то, может, переночуете у нас? Я велю застелить кровать.

Гостевая кровать у них всегда застелена, как ей прекрасно известно; нужно только, чтобы Бригитта опрыскала затхловатые простыни лавандовой водой.

– Нет, спасибо. Мне не терпится поскорее обнять жену. – Капитан Джонс улыбается печальной, ласковой улыбкой. – Моему младшенькому было всего пять месяцев, когда я видел его в последний раз, а теперь он веселый карапуз, который умеет гонять мячик и считать до одиннадцати. Я сейчас же поспешу в Вулидж, если никто не возражает. – Он отодвигает засов и выходит в ночь. – И да, Хэнкок, подумайте хорошенько о том, что я говорил.

Мистер Хэнкок отводит глаза в сторону.

– Хорошо, – бурчит он. – Я подумаю.

– Нам непременно надобно отметить это дело! – Джонс заговорщицки улыбается. – Я думал снова наведаться в известный дом в Лондоне. На протяжении всего плавания меня согревало воспоминание о нескольких счастливых часах, проведенных в банях на Лонг-Экр. Разве бани не лучшее место, чтобы отметить приобретение русалки?

– Т-ш-ш! Здесь же девочки рядом!

– Доброй ночи, сэр! Доброй вам ночи!

Мистер Хэнкок запирает дверь на ключ и оба засова, потом возвращается в кабинет. Сьюки и Бригитта уже втиснулись вдвоем в большое кресло у стола – сидят, подперев подбородок руками, и таращатся на русалку. Бригитта широко зевает, но у Сьюки взгляд ясный и живой.

– Брысь отсюда, – говорит мистер Хэнкок. – Надоели уже. Вам спать пора.

– Что такое «бани»? – спрашивает Сьюки, вытягивая вперед ноги.

– Место, где мужчинам ставят банки. – Он сгоняет девочек с кресла. – Пускают кровь, готовят целебные ванны… и все такое прочее. Полезное для здоровья.

Сьюки тушит гасильником свечи в кабинете, пока Бригитта делает то же самое в прихожей. Мистер Хэнкок, с ночником в руке, закрывает ставни на щеколду.

– Мы хорошо заработаем на русалке, да? – продолжает Сьюки.

– Мы и без русалки хорошо зарабатываем.

– Капитан сказал – кучу денег.

– Тебе-то какая разница? Ты просто маленькая девочка, служащая в этом доме. Пока ты содержишь счета в порядке и платишь по ним своевременно, для тебя не имеет значения, много или мало денег осталось в кубышке.

– А мама говорит, что не подпускать женщин к финансам – значит выказывать страшное неуважение. Потому что, если им грозит разорение, они вправе знать об этом.

– Разорение никому не грозит, – ворчит мистер Хэнкок. – И ты не должна рассказывать матери о моем разговоре с капитаном.

– Но это все прямо касается нас. Папины вложения…

– Его вложения в целости и сохранности. А если даже и нет – он может сам обсудить все со мной. И довольно, ни слова больше на эту тему.

У самой последней свечи Сьюки оборачивается; половина ее лица освещена, половина в тени, в волосах переливчато сверкают отблески пламени. Она бросает взгляд на темный стол, на котором вырисовывается черный силуэт русалки со скрюченными пальцами.

– Мы что, оставим ее здесь на ночь?

– Она никуда не убежит.

Сьюки зябко передергивает плечами и прихлопывает гасильником язычок пламени.

Мистер Хэнкок, светя себе ночником, совершает ежевечерний обход дома: проходит через кухню, чтобы запереть там двери и ставни, пока Бригитта готовит ко сну свою узкую кровать в углу; потом поднимается по лестнице, чтобы и там обо всем позаботиться. Сьюки следует за ним по пятам, шурша юбками. Они не разговаривают, пока заглушают каминный огонь в гостиной и закладывают прочным засовом дверь на чердак, чтобы ни один вор, крадущийся в ночи по крышам, не воспользовался удобным случаем проникнуть в дом.

Когда все двери и окна заперты и все огни потушены, мистер Хэнкок удаляется в свою спальню на третьем этаже и задвигает дверную щеколду. Он вешает на спинку стула свои бриджи и чулки. Дом с облегченным вздохом погружается в тишину; балки кряхтят и постанывают, бесприютный ветер гудит в дымоходах. Раздвигая полог кровати, мистер Хэнкок вдруг слышит скрип ступенек и замирает на месте, навострив уши. Скрип повторяется, теперь чуть ближе – на лестничной площадке между первым и вторым этажом, похоже, где поручень перил немножко шатается в креплениях. Кто-то поднимается из темных комнат в самом низу.

Мистер Хэнкок, в одной сорочке до колен, подходит к двери и напряженно прислушивается.

Где-то под ним раздается тихий стук, потом поскребывание ногтей по дереву.

Сквозь пол до него доносится жалобное хныканье племянницы: она тоже услышала. Теперь девочка идет через комнату к двери. Мистера Хэнкока мороз продирает по коже. Конечно же, Сьюки не станет открывать! Его долг – оберегать и защищать ее, но он будто намертво прирастает к месту, когда слышит скрежет задвижки.

Шепот внизу: «Слава богу, ты не спишь!»

Это Бригитта, разумеется, – кто еще может бродить до дому в такой час?