Жизнь под землей, напротив, отличается прямолинейной строгостью отношений. Там каждый норовит сожрать каждого.

Есть там свои травоядные. Они грызут корни. Но их мало, и они всегда в опасности. Глядя на них, поневоле подумаешь, что Драчливые Боги рельсоморья, наскучив своими вечными сварами, решили отдохнуть и создали их жестокой шутки ради. Заглянем под рельсы и шпалы: те твари, что роют норы и ходы, те, что крадутся чужими тоннелями, те, что выныривают из моря и снова бросаются в него, те, что протискиваются в расщелины расколотого мира, те, что обвиваются вокруг корней и сталактитов, — все они в подавляющем большинстве хищники, безжалостные и жестокие. Как полагают натуралисты, давящая материальность подземного царства способствует росту напряженности жизни. По сравнению с ним экосистемы островов представляются оазисами миролюбия.

Однако жестокие нравы рельсоморья, его глубин и поверхности, вовсе не исключают сложных моделей поведения. Вечно голодным подземным тварям известно немало способов — в том числе весьма изобретательных — съесть зазевавшегося собрата или даже злополучного мужчину или женщину. Тварям рельсоморья все в пищу годится. Вот почему поездные бригады видят в них лишь одно: бесконечную галерею страхов.

Любой рельсоход скажет вам, как опасны быстрые наземные бегуны, которые носятся по поверхности, перескакивая через рельсы, хватая все, что движется; однако в истинный ужас скитальцев железнодорожного моря повергают эрахтоносы. Этого слова вы не найдете в словарях. Его придумали люди дорог; его значение — «то, что выкапывается из-под земли и выходит на поверхность».

Именно в эрахтоносах знатоки агрессии животного царства видят самых опасных его представителей. Размер, аппетиты, острота и количество клыков, разумеется, важны, но не они определяют самого удачливого охотника. Есть другие, куда более жуткие свойства, которые нужно принимать во внимание. И не без причины один определенный вид животных-копателей занимает в воображении рельсоходов совершенно особое место, ужас перед ним затмевает страх перед всеми другими.

В последний раз оттолкнувшись от земли жуткими лапами без когтей, кротовая крыса прыгнула на Шэма. Он споткнулся. Это его спасло. Крыса пролетела мимо, врезалась в противоположную стену и сползла по ней, слегка оглушенная ударом.

Шэм видел подобных тварей в Стреггейском террариуме. Но то были мелкие, одомашненные экземпляры, покладисто грызущие все, что им бросали смотрители. Впрочем, там их держали порознь. Теперь же прямо под ним дикие родственницы тех пленников прогрызали себе путь в толще земли острыми, точно ножи гильотины, зубами. Вот они уже показались на поверхности. Целая стая. Нет, армия, управляемая коллективным разумом. Именно пробуждения этого разума опасались смотрители Стреггейского террариума, содержа их родичей в клетках-одиночках.

Кротовые крысы выскакивали из земли. Похожие на безволосых, сморщенных новорожденных млекопитающих, увеличенных до размера собаки, они щелкали жуткими резцами. Их глазки темнели на фоне белой кожи, словно изюмины в тесте. Они шумно дышали. Земля под ними стонала.

Шэм вскочил на дверь. Повис. Звери окружили его. Лязгали зубы.

Его пальцы соскользнули.

Он упал.

Был пойман.

Вуринам оказался за дверью: ухватив Шэма за запястья, он тянул его на себя, кряхтя от натуги. Крысы сзади скакали и хватали его за пятки. Вуринам тащил, Шэм полз, и вместе они все же выдернули его из-за заклиненной двери. Он упал на пол в перевернутом вагоне, среди своих.

— Бежим! — раздался чей-то крик. Люди запрыгивали кто куда мог, колотя по земле палками и всем, что подворачивалось под руку, но поздно. Земля вскипала в оконных проемах — еще недавно пустые, они заполнялись саблезубыми крысиными мордами.

Прижимаясь к стенам, перескакивая через оскаленные морды, рельсоходы лезли наверх, к свету. Шэм услыхал выстрелы. Он уже бежал по покосившемуся вагону снаружи.

Кругом носились летучие мыши, задевая его своими крыльями. Оттолкнувшись от крыши, Шэм взмыл в воздух и с грохотом приземлился на середину дрезины, где Гансифер Браунолл с бригадой уже вовсю молотили лезущих со всех сторон крыс по спинам и пастям и даже стреляли в кишащих вокруг них тварей. Вдруг над краем тележки поднялась звериная морда, покрытая короткой шерстью, словно фланелью; ее усы дрожали, зубы клацали, не предвещая ничего хорошего. Шэм пошарил вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого, его рука натолкнулась на чайник — как он попал на дрезину, неизвестно, но именно он послужил юноше метательным снарядом.

Вуринам прыгнул, но приземлился неудачно, врезавшись в Ункуса Стоуна. Тот потерял равновесие, покачнулся, навалился на поручень и выпал, рухнув прямо на землю между рельсами.

Прямо на голую землю.

Стоун барахтался. Он уже на дюйм ушел в рыхлый грунт. Раздался ненужный крик — «Человек за бортом!» — хотя все и так это видели.

Кротовые крысы вскинули головы разом, словно по свистку. Лежавший на боку вагон вздрогнул, как будто что-то под ним внезапно ожило и дернулось. Крысы синхронно нырнули в землю и начали быстро ее грызть, прорываясь к Ункусу. Тяжелый земляной вал стремительно надвигался на дрезину.

— Держись! — завопил Вуринам, протягивая за борт руку. — Быстрее! — Ункус полз. Неуклюжее четвероногое. Кротовые крысы неслись под землей, поднимая мрачные клубы пыли. Они перли к поверхности, земляной холм приближался. Стоун завизжал.

Вуринам схватил его и тянул наверх, а другие тянули Вуринама. Обезумевшие летучие мыши тучей кружили возле Шэма, так что ему пришлось отбиваться от них руками. Земляной холм рос, треща и постанывая изнутри, и Шэм, приглядевшись, заметил мелькающий в нем горб со складками обвисшей кожи — то была кротовая крыса вдвое больше других. Крысы жили подобием роя, как пчелы, а это приближалась их матка.

Ударил фонтан земли, в нем открылась полость — огромная ротовая дыра. Шэм кричал, Вуринам тянул, Ункус с воем вползал на борт. Раздался рокот — это крысиная королева, впустую клацнув зубами, опускалась на землю, лишенная добычи. Земля улеглась. Но Ункас все визжал. На его ноге висела, вцепившись в окровавленную конечность всеми зубами, кротовая крыса.

— Убейте тварь! — рявкнула Браунолл.

Это сделал Шэм. Треснул ее чайником так, как ему никогда еще не доводилось бить по живому. Крыса кувыркнулась в воздухе и шмякнулась в пыльную колею за дрезиной.

Воспрянув духом и прокричав короткое «ура», мужчины и женщины с «Мидаса» оставили позади колонию крыс-мародеров. Настало время заняться Ункусом.

Люди «Мидаса» толпились на верхних палубах, ярясь из-за того, что видели нападение, а помочь ничем не могли. Ункус стонал.

Шэм услышал слабое, жалкое царапание, оглянулся и увидел мельтешение чего-то пестрого. В углу дрезины билась раненая летучая мышь. Она пыталась взлететь, но все время падала, поврежденное крыло не держало ее в воздухе. Наверное, это он нечаянно поранил ее, отмахиваясь. У нее на мордочке была пена.