длинную ленту презервативов, на которую извела все бонусы, какие были, и замахнулась, а Лев молниеносно перехватил руку. 

Гирлянда из серебристых пакетиков повисла у него прямо перед лицом и стала, раскачиваясь, бить меня по щеке.

Лев будто бы складывал два и два… 

Он даже набрал воздуха в грудь для вопроса (надеюсь, не для вопля), но я была первой.

— Такие, как вы… портят жизнь таким дурам, как я! Ясно? Такие как вы… вам ничего не стоит!.. Вам-то что? Вам… Вам… 

Я начала задыхаться от возмущения и подступивших слёз жалости.

— А такие как я… Ленка… Машка… — сама не знала уже что несу, но продолжала неси, пока Лев смотрел в мои глаза, не отрываясь. Он будто и забыл про эти чёртовы презервативы. — И все им потом знаете что? Сами дуры… — голос совсем упал до шёпота, но в “мягкой” комнате была какая-то волшебная акустика. И Лев, кажется, впитывал каждое слово. — Пришла… Легла… Не подумала… А кто же спорит? Но знаете, как тошно. И страшно. Знаете? — я выкрикнула последнее и с силой ударила Льва по голове презервативами, потому что он мою руку отпустил.

Лев отпрянул. А я стала наматывать ленту на шею. 

Помимо китайских пакетиков из “Помогайки” прихватила ещё папин запас. Он как-то приволок мне целый свёрток, мол вот, на всякий случай. Покраснел. И ушёл. Такие они отцы-одиночки.

А теперь стоило вспомнить моего милого мягкого папу, и глаза будто стало неимоверно сильно жечь. Я же и ему должнва буду сказать… а он что?

И почему в девятнадцать, нам как в детстве кажется, что нас родители убьют?... Не знаю. Понимаю умом, но сердцем — нет.

А Лев стоял и смотрел, как я злюсь и плачу. 

— Ладно. Я пойду, собственно — это всё что я хотела. Презервативы вот отдать, и сообщить, что вы мудак. Не надо мне никаких юристов, и в жопу себе засуньте свои вопросы. Вы мне ничего не должны. 

А вот последние слова я очень боялась сказать недостаточно твёрдо. Их я считала самым мудрым, что когда-либо говорила. Справилась. 

Вот теперь Соня Обломова готова закрывать эту страницу.

Десять причин найти девчонку

Она ушла так же неожиданно, как появилась. Просто развернулась, нашарила ручку и вышла в коридор. Её шаги стихали постепенно, и Лев даже нашёл в них какую-то музыкальность… 

И снова, как и тогда в “Ромашке”, мигом навалилась на него тоска и неприятие одиночества. Почему так? Ведь уже несколько дней сидит один в этой самой студии, и никакое общество ему не нужно. До этого сидел в студии дома, и тоже ничего не смущало! А вот ведь, стоило во второй раз за месяц появиться этой странной девчонке и наваливается тоска, которую потом ничем не вытравить. 

Что это было?

Он стянул с шеи гирлянду из дешёвых презервативов. На маленьких квадратиках сообщалось, что продукт предназначен для исследований УЗИ, только текст осыпался от времени и дальше строчки было никак не прочитать. Просрочка, что ли?

И где нашла это чудо?

Чудо… 

А это же и правда, если задуматься, настоящее чудо, то, что теперь происходило. Вот так, ни с того ни с сего заявляется в его жизнь эта девчонка и дважды переворачивает мир, меняя местами небо и землю. И только Лев научился жить вверх тормашками, как снова БАМ! Учитесь предохраняться…

Красиво завернула. Без истерических воплей “Я БЕРЕМЕННА-А-А!”, без требований и слёз. Просто и изящно, оп! Получай папаша! 

Никогда ещё с ним такого не происходило, и никогда малолетка с дулькой на макушке и в смешнючем джинсовом комбезе не вызывала столько умиления и какой-то противоестественной гордости.

Лев запустил пальцы в волосы, но увы, нечего было ворошить. Шевелюра лишилась густоты, длина до ужаса «обычная». Всё как у людей. И это ему ещё угрожали полным облысением, но нет, вернулась поредевшая копна, не полностью, но как смогла. 

Он стукнулся головой о дверь, но и тут провал  —  шумоизоляция, которой оклеены все стены студии, слишком мягкая.

Он решил, что даст девчонке остыть, а потом приедет и скажет, что всё будет хорошо. Нельзя сейчас лезть к этому маленькому кусачему зверьку, она просто не поймёт, только… куда ехать-то?

Девчонка…

Он даже имени её не знает.

Лев вскочил на ноги и бросился из студии со всех ног. Он страшно боялся не успеть, так боялся, как не было ни на одном приёме онколога, как не было ни на одной серии терапии, после которой могли развести руками и сказать: “Мы сделали всё, что могли”. Так он не боялся, когда выходил новый блокбастер с его музыкой, и не боялся так, когда ждал критики.

А вдруг она уже ушла.

Она же сейчас всё сама придумает, сама решит, натворит дел. А искать девчонку в миллионнике всё равно, что иголку в стоге сена!

Лев остановился.

И что он ей скажет?..

Как объяснить, что в тридцать с хвостом таскается по “Ромашкам”, потому что они просто попадаются по пути из баров и не требуют раннего бронирования? 

Как объяснить, что дома жить паршиво?

Как объяснить, что… никто ему не нужен?

В узком длинном коридоре было темно и тихо, и в этой вязкой атмосфере, окутавшей, как мягкая вата, можно было перевести дух. Её всё равно нужно достать. Нужно понять, чего она хочет. Нужно понять, что твоя жизнь имеет смысл, Лев!

Он мчался на выход, в светлый салатовый холл. Там сновали лифты, шумели люди, играла музыка. А вот за стеклянной дверью, в кабинете Игоря – не звучали посторонние голоса, и это пугало.

Лев заглянул в приёмную и разочарованно опустил руки. Игорь на месте, его секретарь, Костян, тоже. А вот странных девчонок – нет. Ни коротышки с презервативами, ни её подружки.

— А где… они?

— Девчонки? Ушли, —  пожал плечами Игорь и продолжил беседу с Костяном.

Из кабинета вышел Витёк, упал на крутящееся кресло и уставился на Льва с задумчивым сосредоточенным видом.

Почему они все так спокойны? Почему у одних рушится мир, а у других даже не мелькает на лице беспокойство?

— Чего стоишь? Проходи, маэстро, — хмыкнул Витёк, менеджер и просто огромный бородатый мужик.

— Как звали этих девчонок? Которые только что тут были? Кто-то спросил??

Лев бросился к Витьку, который не мог не узнать имён незнакомок.

— Коротышку – не знаю… А блондиночка… как-то странно, Матильда Соколова, что-то в этом духе. Её нам представили как молодую и перспективную певицу, но я погуглил… не нашёл такую.

— И? Номера телефонов? Почта?

— Да ничего, мне