нормально, — пробасил Яковецкий, как только мы начали подниматься по лестнице наверх, — Сегодня мы поговорим с ним, и попытаемся убедить сказать наконец-то правду. Мальчонка наотрез отказывается говорить даже с врачами. Грозит всем… — мы встали у дверей, которые очевидно вели в допросную, — …казнью, — закончил капитан и толкнул дверь в небольшое помещение, в полумраке которого были видны только записывающие приборы и аппаратура.

Однако справа находилось широкое окно в половину стены, за которым я и увидела ребенка впервые. Медленно подошла ближе, смотря на то, как мальчик сидел на полу, по-турецки поджав под себя ноги, и крутил в руке бумажным корабликом.

— Он уже штук двести таких сделал, и продолжает просить бумагу ещё, — произнес за моей спиной мужчина, а мы с Ушастиком переглянулись.

— Вы его даже не переодели? Он хоть ел что-то? — я посмотрела на капитана, а потом резко повернулась к двери, в которую вошла женщина, накрашенная так, словно здесь не управление СБУ, а приемная офиса президента.

— Доброго дня! Я Світлана Денисова, психолог і головной спеціаліст управління соціального захисту. *(Добрый день! Я Светлана Денисова, психолог и главный специалист управления социальной защиты.)

— Вы работаете с мальчиком? — тут же задал вопрос Игорь, на что женщина кивнула.

— Тогда почему он до сих пор в той же одежде, что и в день обнаружения? — на этот раз уже я обратилась к женщине, на что она стала глупо смотреть в ответ, а потом мне за спину, вероятно на капитана.

— Понимаете… Этот ребенок особенный. Он болен, и скорее всего у него шизофренический бред. Мы пытались успокоить и даже вколоть снотворное. Мы еле накормили его хоть чем-то. О том чтобы просто помыть его… — женщина устало выдохнула и продолжила, — он не управляем! Просто не управляем! Он избил нашего доктора и медсестру. Бросал в них приборами, едой и обливал водой. Мы же не можем применить к нему силу! Кто знает кто его родители…

— А если бы знали? Привязали бы? — прозвучал настолько холодный бас Даниила за моей спиной, что я вздрогнула.

— Почему тогда он сейчас сидит спокойно, если вы утверждаете что он психически болен? Нет ни "топтушек", ни гиперактивности, ни апатического состояния. Это совершенно нормальный ребенок, который играет с бумагой и корабликами, которые делает из неё! — парировал Даниил, хмуро осматривая женщину так, словно она его подчинённая.

И Ушастик, и я не переносили, когда люди, которые решили защищать других и сделали это своей профессией, брали и чхали на свои обязанности. Особенно когда это касалось детей!

— Вы не понимаете… — попыталась возразить психолог, но Даниил её грубо оборвал снова:

— Я доктор, коллега. И помимо пат дисциплин, изучал и психологию, и психиатрию, и ещё много другого. Внешне этот мальчик совершенно обычный ребенок, к которому вам было просто лень найти подход! Я правильно понимаю?

— Гхм… Данилко, не треба так грубо. *(Даня, не надо так грубо), — капитан похлопал Ушастика по плечу, а Игорь лишь хмыкнул и покачал головой.

— Это может быть защитной реакцией? — задал вопрос Радуцкий, а мы с Ушастиком вскинули брови, — Ну, типа из-за испуга. Я слышал, что дети очень часто выдумывают всякие небылицы, когда не хотят мириться с тем, что их испугало, или чего они боятся.

— Верно, — кивнул Даниил, — Именно потому… — он опять стрельнул взглядом в женщину, — Именно потому я и сказал, что с ребенком не работали.

Я нахмурилась и вспомнила Даника в этом возрасте. Обычно он всегда много выдумывал, и выпытать у брата правду было очень сложно, но вполне возможно.

— А что если подыграть ему? — задала вопрос и опять посмотрела на мальчика, — Вы говорите он считает себя княжичем?

— Да, — сухо и резко ответила психолог, — Мальчик утверждает, что его отец Князь Киевской Руси и зовут его Всеслав Рюрикович. Так же ребенок, называет себя Яр.

— Ярослав, значит, — прищурилась и прошлась взглядом по маленьким пухлым пальчикам, которые перебирали бумагу, складывали её и соединяли так, что опять получался кораблик.

Малыш сосредоточено следил за каждым своим движением, лишь изредка откидывая ладошкой густые темные пряди со лба и глаз.

— Я поговорю с ним! — обернувшись к психологу, тут же потребовала, — Принесите мне еду и чистую одежду, а так же теплую воду и полотенце. Ребенок не может находиться в таком состоянии уже пятые сутки. Я обязательно очень подробно опишу в рапорте о том, что увидела здесь!

Тон моего голоса явно не понравился ни капитану, ни женщине, которая побледнела, но сдержалась и вышла вон, видимо чтобы принести всё необходимое.

— Стежа, ты должна помнить, что грань детской фантазии и правды при такой травме очень тонкая. Чтобы действительно понять чего он так испугался… — однако мы замерли, когда опять послышался сильный гром, а окна в допросной, где сидел мальчик, внезапно распахнулись.

Мы тут же подскочили к окну, а капитан уже выходил из аппаратной, как замерли, смотря на то, что делает ребенок. Ярослав не спеша поднял лицо от кораблика, и в свете вечернего неба, которое рассекали молнии, посмотрел прямо на нас.

Серыми зеркалами, подобно волчьему взору, который светится прямо изнутри, на меня смотрели глаза мальчика, а ветер поднял настоящий ураган внутри помещения. Малыш не спеша поднялся, и совершенно спокойно посмотрел в сторону открытых окон, прищурился, а потом опять сел обратно.

— Что такое? — прошептала, смотря на то как он опустил голову и вздрогнул, — Он плакал до этого? — тут же спросила капитана, на что мужчина отрицательно покачал головой.

В дверь вошла психолог и протянула мне пакет с вещами и едой в одной руке, а в другой электрочайник, видимо с подогретой водой.

— Стежа! Очень… Очень аккуратно. Не преврати фантазии ребенка в реальность. Он не должен утонуть в них, иначе это повлияет на его психику навсегда! — Ушастик схватил меня под локоть, и прошептал:

— Вот! — Даниил достал ручку и бросил её в пакет, — Попроси его нарисовать то, чего он боится, или что его так испугало.

Я кивнула и бросив последний взгляд через стекло, пошла за капитаном, который вышел из аппаратной первым. Мужчина встал перед следующей дверью и пробасил:

— Вся надежда на вас, иначе это тупик, Станислава. Если ребенок не заговорит, мы останемся ни с чем.

— Я вас поняла! — ответила и дверь открылась, а меня сразу обдало ветром.

Дождь уже буквально заливал подоконник, а мальчик так и продолжал сидеть на полу. Лишь, когда из-за сквозняка дверь за моей спиной громко хлопнула, резко поднял голову и тут же вскочил. Нахохлился, поднял подбородок, и быстро вытер глаза, прижимаясь к стене.

— Вы