— Тогда мне самому не очень понятно, почему я выбрал тебя, — засмеялся мой будущий муж. — А родители поддержат…

То есть даже если я худшая из женщин, фейсконтроль смотрин я все равно пройду?

Мне захотелось скорее познакомиться с этими уникальными родителями и понять: это такая высшая степень мудрости или крайняя форма пофигизма?

Родителям я понравилась, приняли они меня очень тепло, но я не могла записать эту лояльность на счет своей «идеальности»: меня потом все годы брака всегда бодрила мысль, что если что, мое место займет любая другая девушка, и ей так же будут улыбаться и подливать чай в гостевую чашку, потому что «поддержат решение сына».

Я проникла в семью. Прижилась. Жила, а сама «ходила» на разведку.

— Миш, а тебе не страшно было с шестнадцати лет самому принимать решения? — пытливо выспрашивала я. У меня никак не укладывалось в голове, что в тот момент, когда я не могла выбрать, люблю или не люблю я творог, мой будущий муж сам выбирал себе вуз и образ жизни.

— Еще как страшно!

— И? Как ты справлялся?

— Шел за советом к родителям.

— А они?

— А они «поддержат меня в любом моем решении».

— А если ты налажаешь? Ну, совершишь ошибку? Тоже поддержат?

— Вероятно, да.

— А если твой сын в шестнадцать лет придет к тебе за советом, ты дашь совет?

— Я обязательно помогу ему принять решение.

— Почему?

— Потому что ему страшно. Жутко страшно. Он растерян и напуган. Он начинающий взрослый. Это как с игрового тренажера пересесть за реальный руль автомобиля. И ты рулишь и понимаешь: вот сейчас все по-настоящему, и, если ошибешься, можно вылететь на встречку или сбить человека. И ты напуган, чем еще сильнее усугубляешь ситуацию, и надеешься на инструктора. А он сидит рядом, но у него нет страхующих педалей, он просто сидит и, если что, поддержит…

— То есть ты поведешь себя иначе, чем родители? Твои мировые родители?

— Я обожаю родителей. Они самые лучшие. Но они могут ошибиться, как все обычные люди, — вздохнул муж.

Не дать совета ребенку тогда, когда у тебя его просят, потому что этот совет — все равно мнение, чужое мнение, и оно не должно мешать объективности, — это… это….

Не знаю. Это сила или слабость?

Мне кажется, что во фразе «я поддержу тебя во всем», помимо очевидной мудрости не быть навязчивым и безусловной веры в своего ребенка, зашита и очень удобная местами позиция: черт его знает, как тебе поступать, твоя же жизнь, ты там сам как-нибудь разберись, а я поддержу.

Но, с другой стороны, дети у них получились чудесные, целеустремленные, очень качественные. Один мой муж чего стоит!

Дети умеют принимать решения, но делают это долго и мучительно, замачивают решение в страхе, купают в сомнениях, теряют время, ждут подсказок извне.

А я рублю сгоряча. Принимаю решения мгновенно, лелея и тихо восторгаясь своим собственным мнением. Я не боюсь. Ошибусь? Ну и ладно. А кто не ошибается?

Ну вот и как правильно?

Может, стоит взять ребенка за руку ДО и попробовать уберечь от ошибок, как делала моя мама, или все же лучше обеспечивать поддержкой по факту свершившихся проблем, окунув в самостоятельность по самую макушку?

Я не знаю. Я много думаю о золотой середине и очень хочу не шарахнуться в какую-то крайность, не увязнуть в категоричности, не застыть в янтаре всезнайства.

Вчера мы с семилетним сыном зашли в кафе перекусить.

— Я хочу голубцы, — сказал сын.

— Ты их не любишь, — ответила я. — Там же капуста вареная…

— Ну тогда котлеты с макаронами.

— Да ну, неизвестно, что в них навертели, в эти котлеты, а макароны мы на завтрак ели. Возьми шашлык, это хоть понятный кусок мяса. С картошкой.

— Я не хочу шашлык, — опечалился сын.

— Ты любишь шашлык, — сказала я.

И вдруг меня прожгла мысль: я веду себя как мама!

Я лучше знаю, что он хочет, и совсем его не слышу. Я диктую ему, что он любит, проветриваю его собственные мысли и надеваю свое бесценное мнение на его белобрысую макушку так глубоко и так надежно, что можно не сомневаться: растет мамин сын.

Подошел официант принять заказ.

— Шашлык с картошкой, — пролепетал мой сын, и я чуть не заплакала от досады и злости на себя.

— Дась, прости меня, ты же хотел голубцы? Закажем голубцы, — сказала я и добавила, обращаясь к официанту. — Только распеленайте их от капусты вареной, а то он ее не любит.

— Ой, тогда получатся такие… вареные котлеты, — улыбнулся официант.

— Я не хочу вареные котлеты. Я бы обычную котлетку съел, — говорит сын. — И макароны.

Официант смотрит на меня, я киваю, подтверждая заказ.

Когда мы остаемся вдвоем, я говорю сыну:

— Дась, ты прости меня, что лезу иногда со своим мнением. Я просто никак не привыкну, что ты уже взрослый и сам можешь делать выбор.

— Мам, я просто очень люблю макароны. Больше картошки, риса и даже гречки. Еще я арбузы люблю. Очень.

— Это очень хорошо — точно знать, что ты любишь, — улыбаюсь я. — Это просто замечательно! Всегда-всегда стой на своем мнении, если уверен в нем, понял, сын?

И добавляю, подумав: «А я всегда поддержу тебя в любом твоем решении…»

Мне было семь, и я была красавицей. Так говорили бабуся, дедуся и мама. Больше так никто не считал.

Самое красивое во мне — это волосы. Длинные, русые, густые, волнистые.

Если волосы распустить и расчесать, они получались ниже попы, а если еще и запрокинуть голову — вообще почти по колено. Красота!

Все, кто видел, замирали от восторга. Хотели себе такие же.

Глупые, они просто не знали, что длинные волосы — это не только красиво, но и очень больно. Только «красиво» видно всем, а «больно» — только мне.

Получалось, что я стараюсь для всех, в частности для бабуси, дедуси и мамы, а для себя у меня остаются только тяготы ухода за капризными и непослушными «питомцами».

Ходить с такими длинными распущенными волосами ужасно неудобно: они за все задевают, цепляются и секутся. Поэтому чаще всего бабушка делала ровно посередине моей головы прямой пробор, делила волосы поровну и заплетала косу. Настоящую русскую косу, «в кулак толщиной», как горделиво сообщала бабуся.

На самом деле гордость бабушки была более чем уместна: мои волосы — это исключительно ее заслуга.

У самой бабуси волосики были реденькие и скромные, никак не желающие жить в жиденьком пучке на макушке, вечно теряющие шпильки и уже через пару часов после мытья превращающиеся в жирные седые сосульки.