Депет посмотрел на него сощуренными глазами и, поставив на стол пустой кубок, поднялся.

– Я тебе не враг, Ренси. Пойдём со мной: сегодня ты сможешь увидеть Мерет…

Вскоре одетый в свежую набедренную повязку, с блестящей от сандалового масла обнажённой мускулистой грудью, Ренси вместе с Депетом вышел на улицу. Солнце уже зашло с запада и залило крыши домов и храмов густыми красноватыми лучами.

Он увидел Мерет, шедшую в толпе нарядных девушек, рассыпавших на улицах охапки лотосов. На ней были самые изысканные одежды и драгоценности, она смотрела прямо перед собой, высоко вскинув голову. И, конечно, не сразу заметила юношу, подошедшего к ней сбоку.

– Рад видеть тебя, Мерет. Пусть хранят тебя боги!

В свете заходящего солнца Ренси жадно разглядывал лицо девушки, такое нежное и в то же время такое страстное.

– И тебя тоже, – по традиции ответила Мерет. Скрывая своё смущение, вызванное этой встречей, она огляделась: – Так много людей вокруг, посмотри…

– Вижу, – отозвался Ренси, по-прежнему не сводя с неё глаз. – Можно легко затеряться в толпе, правда?

– И куда же ты меня уведёшь? – Мерет приняла его игру.

Ренси не успел ответить, как девушка вложила свою руку в его ладонь, – и всё у него внутри как бы перевернулось. Эти короткие минуты решили дело.

До наступления темноты они были вместе – и не хотели разлучаться: бродили по улицам города, о чём-то говорили, смеялись и как бы невзначай касались друг друга руками, плечами, бёдрами. Иногда Мерет вдруг останавливалась и заглядывала Ренси в глаза – и тогда кровь, как горячее вино, бурлила у него в груди, переполняя сердце.

– Когда я смогу увидеть тебя вновь? – с грустью от предстоящей разлуки спросил Ренси, когда пришла пора прощаться.

– Как только я найду верный способ обмануть стражу, – ответила Мерет, и в её голосе прозвучала неожиданная решимость. Правда, потом она со вздохом прибавила: – Труднее будет усыпить бдительность старой Арти: она старается ни на миг не упускать меня из виду. Постоянно твердит: сиди дома, неприлично дочери фараона носиться по городу как какой-нибудь простолюдинке.

– Я буду тосковать по тебе. – Ренси страдальчески улыбнулся. Но тут же, набравшись храбрости, признался: – Дни и ночи в голове, в сердце моём – ты одна.

– Неужели только я? – Мерет сделала вид, что удивилась. И с лукавой улыбкой прибавила: – Тогда ты должен быть всегда со мной. Всегда, слышишь? Иначе: пропадёшь без меня!

– Мерет… Мерет, – прошептал Ренси с любовью и нежностью, ласково касаясь её лица. – Отчего же у меня такое чувство, что я увижу тебя не скоро?

– Время течёт быстрее вод Великой реки, – успокоила его Мерет. – Мы ведь уже были в разлуке. Однажды придёт час – и я останусь с тобой навсегда…

Лёжа ночью в своей комнате, пропахшей красками, Ренси снова и снова слышал её слова, весь дрожа от возбуждения, как в лихорадке.

«Придёт час – и я останусь с тобой навсегда…» Но когда, когда же придёт этот час?..

А на следующий день поднялся страшный ветер – ураган пролетел над всем городом, разрушил пёстрый навес на площади, залил потоками воды улицы, сорвал гирлянды цветов с крыш домов и храмов.

Депет, уже взобравшись на подмостки, громко окликнул Ренси, зовя его к себе. Оказалось, оштукатуренная часть стены пострадала от потоков воды, смешанной с песком и илом. Теперь они должны были работать быстрее прежнего: наложенную штукатурку следовало со стены сбить и заменить свежей. Спустя какое-то время Депет уже размешивал минеральные краски в горшочках с водой, а Ренси, отжав пальцами кисть, начал роспись.

Чем дальше продвигалась работа, тем больше радовался Ренси: любая часть фрески, просыхая, приобретала именно те цветовые оттенки, какие он замыслил в своём воображении. Депет, затаив дыхание, наблюдал, как стену наполняют один за другим замечательные фрагменты: финиковые пальмы, два жирафа, лакомящиеся плодами; прямоугольный пруд с рыбами, над которым порхают птицы, и цветущие у берега лотосы.

– Даже не знаю, который из твоих талантов удивительнее: ваятеля или живописца, – наконец с восторгом сказал он. – Какую красоту создаёт твоя кисть, сколько новизны в рисунке и красках! Так больше никто не умеет…

Ренси, держа в руках миску с красками, продолжал молча рисовать. Он был сосредоточен и не заметил, как во дворе в сопровождении свиты и носильщиков опахал появился Нехо. Рядом с номархом семенил, стараясь от него не отставать, упитанный коротышка, с обритой наголо головой, в ослепительно-белом одеянии с жёлтыми полосами по краям.

– Меня зовут Сенмин, я жрец великой богини Нейт – покровительницы нашего города, – важно выпятив круглый живот, представился коротышка после того, как Нехо через слугу приказал Ренси спуститься с подмосток. – С завтрашнего дня ты, мастер Ренси, будешь работать над изваянием богини в мастерской при храме. Этой огромной чести удостаиваются лишь лучшие ваятели царства, а для тебя этот заказ может стать самым значительным заказом в жизни. Высекать портреты родственников фараона или «двойников» самого фараона это, несомненно, весьма почётный труд, но ваять статую богини – этого нужно ещё заслужить.

У Ренси от волнения заколотилось сердце. Изваяние богини Нейт, матери всех солнечных божеств, той, рождение которой непостижимо, той, о которой говорят: «Она всё бывшее, настоящее и грядущее»! Мыслимо ли, чтобы жрецы богини выбрали его, Ренси? И за какие заслуги? За портрет принца Танутамона? Или за все его работы, что рассеялись по стране, словно песчинки, осев в многочисленных храмах и гробницах высоких вельмож?

Как ни был Ренси польщён неожиданным заказом, но он нашёл в себе силы ровным и твёрдым голосом ответить:

– Благодарю за оказанную мне высокую честь, но я не могу принять это предложение. Я должен закончить роспись.

В разговор немедленно вмешался Нехо:

– Роспись может подождать! А город и его жители не могут. Боги послали бурю в наказание за то, что у изваяния богини-покровительницы Саиса какой-то варвар отбил корону. Храму нужна новая статуя, а людям – спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Я освобождаю тебя от своего заказа. Когда закончишь ваять статую богини Нейт, вновь возьмёшься за роспись.

Нехо выдержал паузу и прибавил с язвительной усмешкой:

– Если, конечно, её к тому времени не закончит Депет.

С усилием преодолев внезапную сухость в горле, Ренси произнёс с сомнением:

– Не знаю, хватит ли у меня сил изваять статую, в которой соединилось бы одновременно мужское и женское начало: ведь госпожу Нейт принято считать «отцом отцов и матерью матерей»…

Вместо номарха ему ответил жрец:

– Об этом придётся думать тебе самому, мастер Ренси. И не столько как ваятелю, сколько как смиренному и богобоязненному сыну Та Кемет.