Шешу, удовлетворенного правильным выбором и еще раз подметившим свое чутье к избранным, оценив его храбрость и божественный дар – вести за собой других. Взмах, еще взмах и расчищается путь, взмах еще взмах и скашивается круг людей. Далла-Дин это только сейчас и чувствовал: что перед ним не люди, и он не воин пришедший убивать их, но лишь жнец, что вышел на покос, чтобы трудом и потом, обеспечить свою общину безбедным существованием. А люди впереди, действительно падали перед ним как скошенные, а он косил и косил их, не задумываясь о том, для чего это делает, просто махал погруженный в свою работу, забыв про то, что это враг которого он должен ненавидеть. И то же делали и все его воины. Но и с противной стороны тоже не давались легко, и не просто отчаянно защищались, выставив вперед длинные копья и хоронясь за устрашающими щитами украшенными срезами с вражеских голов, но бились насмерть, отбиваясь и нанося удары смертоносными топорами.

Шешу оценивая положение дел на поле боя, наблюдал с холма за сражением. Он видел, как кингаль колесничих раскатывает с гордым видом в пышных нарядах, и прикрываемый щитоносцами, тычет из колесницы во врагов своим копиищем. Хмыкнув, лушар перевел взгляд в гущу боя, продолжая искать глазами самую слабину противника, чтобы быстрее со всем покончить. Сам он не любил показные выезды впереди войск, предпочитая руководить, когда обзор битвы виден как на ладони. Отсылая гонцов к тому или иному полку с поручениями, лушар высматривал, где нужна подмога, а откуда можно людей и отозвать во избежание лишней толчеи. Подозвав йаримийца он спросил не мучает ли того совесть, что по его вине гибнет столько храбрых варварских воинов. Пленник, хладнокровно взглянув на избиение союзников, не отвечая на вопрос прямо, вместо ответа посоветовал налечь на пешцев, чтобы не дать им издали себя осыпать стрелами. Подивившийся варварскому вероломству к своим вчерашним союзникам, Лушар удовлетворено кивнул головой и, подозвав к себе порученца, велел срочно передать приказ копейщикам перейти в наступление. Опытный полководец не нуждался в совете, но видя скучающее лицо пленника, еще раз убедился в его равнодушии к судьбе погибающих кукхулунцев, и потому благосклонно дал понять, что следует именно его совету.

Послышались победные возгласы, это кишцы торжествуя, кинулись преследовать дикарей, которые, не имея больше святыни поднимающий дух и лишенные вождей способных повести, не выдержав натиск, бежали с поля боя.

***

Потерявшие от страха рассудок, воины Кукхулунна, убегая, невольно указывали державникам путь прямо к своим селениям. Торжествующие кишцы, преследовали их, не давая роздыха, сметая попадающиеся мимо малые селения – в спешке покинутые их жителями вместе с отступающим войском, – и выжигая все огнем. Немногочисленных оставшихся в них стариков, раненых и просто отставших, державники, не желая возиться с пленниками, убивали, продолжая преследование, завершившееся тем, что кукхулунцы привели преследователей прямо к стенам своей священной столицы.

Глазам каламцев, предстал главный город дикарей. Поселение, у излучины Бурануну и ее притока, отличалось от других таких же поселений кукхулунцев, лишь размером и наспех сооруженным ограждением из земляного вала и вбитых кольев. Стены из замеса глины с тростником, были возведены только спереди при главном входе, противоположную сторону естественной защитой прикрывала река с ее болотистыми, местами высокими обрывистыми берегами, с плетеной изгородью обмазанной глиной, и редких, воткнутых вразброс кольев. Для войск, привыкших брать крепости обитаемых земель, такая твердыня, сооруженная для защиты от диких племен, не была неприступной. Подтягиваясь вереницами, несокрушимые силы средоточия мира, постепенно заполонили собой все пространство вокруг кукхулунской столицы. Пока воины отдыхали и собирались с силами, лушар с советниками, стал выискивать слабые места в обороне города, чтобы с как можно меньшими потерями захватить это обиталище богомерзости, самим своим существованием оскорбляющее истинного бога. О долгой осаде нельзя было даже задумываться, изможденное долгими переходами, обескровленное бесконечными стычками, изголодавшееся войско, само не сможет выстоять более недели, тем более еды оставалось все меньше. А тут еще возникала опасность того, что каким-то образом прослышавшие о ходе их войны с кукхулунцами, йаримийцы ударят в спину. Наконец, выслушав все за и против, лушар велел сообщить по полкам, о готовности к приступу.

В ожидании приказа перед битвой, опытные воины готовили оружие к бою, кто-то решил прикорнуть, чтоб набраться сил, воспользовавшись свободным временем, большинство же ополченцев, считали лучшим, зря не забивать голову мрачными мыслями и отвлечься ободряющими разговорами или игрой в кости. Шутки и веселые песни лучше всего, на некоторое время, помогают забыть о предстоящей опасности. Где-то в кругу, громко смеялись над байками хвастуна, живо размахивавшего руками. Когда, наконец, приказ был получен, воины, привыкшие быстро рассредоточиваться, были готовы к наступлению.

К главным воротам был выслан отряд пращников и метателей копий, которым в подмогу снарядили, вооруженных захваченными варварскими луками, охотников из самой глуши пустынь и лесов, имевших навыки пользования подобным оружием. Прикрываемые щитоносцами, они медленно, под обстрелом противника, продвигались в сторону крепости. Стрелки уже начинали обстреливать стены, чтобы немного ослабить огонь, в то время как метатели старались приблизиться как можно ближе, для того чтобы получить возможность прицельного боя. В ответ, на неумелые попытки кишских лучников, выбивать защитников крепости, те отвечали градом метких стрел, как-то находя бреши в стене из щитов. Раненые и убитые падали под ноги живых, замедляя движения этой исполинской черепахи из людей и щитов. Пока большинство защитников, стянувшись к передним стенам, старались не подпускать к городу пришельцев, с не защищаемых сторон, незаметно через валы, словно большие муравьи, тихо перебирались темные тени кишских лазутчиков. Опытные воины, побывавшие не в одной мясорубке, вооруженные устрашающе кривыми мечами и топориками, бесшумно убирали скучающих стражей, оставленных на тот случай, если вдруг кто-то, все же попытается зайти со стороны всасывающих гнилей болот. Для йаримийцев – не привыкших жить среди топей, это казалось невозможным, а для людей пустынь и косогоров они казались и вовсе непроходимыми, и кочевники со страхом обходили их стороной. Потому то, доселе никто из них, не осмеливался подступаться к стенам города. Неприступны для них, но не для каламцев, привыкших ставить свои дома, среди чавкающей грязи пойм рек. Каждый житель приречья знал, как находить невидимые тропы, среди высоких тростников и этих бесконечных качающихся островков в воде. К несчастью для сидельцев, за этими немногочисленными передовыми отрядами, последовали другие, не такие умелые, но бессчетные в количестве. Услышав за спиной крики и шум битвы, защитники бросились на подмогу соплеменникам, позабыв об опасности и оставив занятые места обороны в