— Вероятно, какая-нибудь трагедия? — не унимался Эллери.

Доктор Макклур резким движением вынул изо рта сигару.

— Если не возражаете, мистер Квин… Я бы не хотел обсуждать эту тему.

— О, извините. — Затем через некоторое время Эллери спросил: — Скажите, пожалуйста, доктор, а за какую работу вы получили награду? Я никогда не мог разобраться в научных деталях.

Доктор заметно оживился.

— Это доказывает правоту моих слов. Вы, писатели, все одинаковы: в деталях не разбираетесь, а пишете.

— И все-таки, что же это было?

— А, так, глупости, очередная не продуманная до, конца гипотеза. Я потратил массу времени на изучение различных ферментов и их влияния на процесс окисления в живых клетках, процесс ферментации, связанный с дыханием… Собственно, я продолжил работу Варбурга из Берлина. Поставленную проблему я, к сожалению, не разрешил, но несколько второстепенных вопросов удалось при этом уточнить. — Он пожал плечами. — Правда, никаких практических результатов. Однако я надеюсь.

— Это все из области раковых заболеваний? Я полагаю, все доктора сходятся на том, что рак — болезнь наследственная.

— Великий боже, нет! — воскликнул доктор Макклур, подпрыгнув в кресле. — Где вы это, черт возьми, слышали? Наследственная! Хм!

Эллери смутился.

— А… разве нет?

— О, слушайте, Квин, — доктор был явно раздражен. — Мы уже двадцать лет тому назад отказались от теории наследственности в раковых заболеваниях.

К нему подошел стюард.

— Вы доктор Макклур? Вас вызывают по телефону из Нью-Йорка, сэр.

Макклур вскочил, лицо его снова осунулось.

— Извините, — пробормотал он. — Вероятно, это дочь.

— Не возражаете, если я пойду с вами? — спросил Эллери, вставая. — Мне надо поговорить с корабельным экономом.

Они молча последовали за стюардом на палубу «А», где доктор Макклур быстрыми шагами вошел в кабину с надписью «Телефон корабль — берег». Эллери, ожидая, пока эконом успокоит рассерженную чем-то пухлую даму, рассматривал сквозь стекло кабины доктора. Все-таки что-то угнетает его, и это не вопрос здоровья…

В следующий момент Эллери быстро вскочил со стула. Когда доктора соединили с берегом и он услышал чей-то голос, с ним произошло нечто невероятное. Эллери видел, как доктор конвульсивно сжал трубку, кровь отхлынула от его лица, плечи опустились, и казалось, что он вот-вот упадет.

Первой мыслью Эллери было, что у доктора сердечный приступ. Но он тут же по выражению лица доктора догадался, что это не физическая боль, побледневшие губы искривились от какого-то ужасного сообщения.

Наконец доктор Макклур вышел из будки, неловко оттягивая воротничок сорочки, будто ему не хватало воздуха.

— Квин, — произнес он неузнаваемым голосом. — Квин, когда мы прибываем?

— В среду утром. — Эллери взял дрожащего доктора под руку.

— Боже мой, — прохрипел доктор, — целых полтора дня.

— Доктор, что случилось? Что-нибудь с дочерью?..

Доктор Макклур с трудом подошел к стулу и бессильно опустился на него, не спуская глаз с телефонного аппарата. Белки его глаз пожелтели, на них четко вырисовывались маленькие красные пятнышки. Эллери подозвал стюарда и попросил его принести виски. К ним уже со всех ног бежал корабельный эконом.

— Ужасно. Это просто ужасно, — бормотал доктор. — Я не могу понять. Это ужасно.

Эллери потряс его за плечо.

— Ради бога, доктор, скажите же, что случилось? Кто вам звонил?

— Что? — Доктор посмотрел на него невидящими глазами.

— Кто вам звонил?

— Ах, да, да. Это из нью-йоркской полиции.

5

В половине пятого Ева приподнялась на кушетке и, потягиваясь, зевнула. Книга упала с ее колен. Она сморщила носик: книга оказалась скучной. А может быть, это потому, что в теперешнем состоянии она не могла связать между собой и двух фраз. Ей так о многом нужно подумать: свадьба, медовый месяц, дом, в котором они будут жить, мебель…

Если Карен еще не скоро закончит свое писание, она, пожалуй, свернется здесь клубочком и попробует уснуть. До шести часов еще масса времени, а в шесть у нее заказан разговор с доктором Макклуром. Ей страшно не терпелось поскорее сообщить ему о свадьбе. Хорошо бы Карен пошла вместе с ней на переговорный пункт. Они бы вместе позвонили на «Пантию». Или лучше сохранить эту новость как приятный сюрприз до прибытия «Пантии» в среду утром?

В спальне Карен раздался телефонный звонок.

Ева откинулась на шелковые подушки, ничего не слыша, с застывшей улыбкой на лице. Телефон позвонил опять. Потом замолчал. Снова зазвонил.

«Странно», — подумала Ева, глядя на закрытую дверь. Телефон стоял на письменном столе Карен перед эркером, выходящим в сад. Именно здесь Карен иногда писала свои произведения. Ей стоит только протянуть руку… Вот опять звонок.

Может быть, Карен прилегла? Но такой резкий звонок должен был ее разбудить. Или она ушла в свою таинственную мансарду? Но… Вот опять звонок.

Возможно, Карен сознательно не отвечает на него. Карен ведь странная особа — нервная, вспыльчивая, — может быть, она просто разозлилась на телефон, который прервал ее мысли. В доме царил строгий закон: ни в коем случае не мешать Карен во время ее работы. Пусть звонит… Ева поуютнее устроилась на подушках. Но телефон не унимался.

Вдруг Ева вскочила. А если что-нибудь случилось? Кинумэ сказала, Карен «писать». Но что именно она пишет? Ведь Кинумэ принесла ей почтовую бумагу и конверт. Значит, она не работает над очередной новеллой, а просто пишет письмо, почему же она не отвечает на звонки?

Телефон позвонил в последний раз и замолчал. Ева побежала в спальню. Вероятно, с Карен что-нибудь случилось. Она ведь была больна. Так говорила Кинумэ. Когда Ева видела ее в последний раз, Карен ужасно выглядела. Да, конечно, что-то случилось.

Ева буквально ворвалась в спальню Карен. Она с такой силой распахнула дверь, что та стукнулась о стену и быстро закрылась, ударив Еву сзади. С замирающим сердцем Ева осмотрелась по сторонам.

Сначала ей показалось, что в комнате никого нет. Никого не было в маленькой японской кроватке, никого не было за письменным столом, стоявшим у эркера. Стул был глубоко задвинут под стол с противоположной от Евы стороны. Стол и стул Карен были расположены так, чтобы свет из тройного окна эркера падал сзади, из-за плеча.

Ева прошла по комнате, озираясь по сторонам, озадаченная. Все на месте: красивая японская кроватка, ширма у стены, акварели на стенах, около кровати огромная пустая клетка для птиц, картина знаменитого японского художника Огури Сотан, которую Карен высоко ценила, различные безделушки — все на месте, за исключением самой Карен. Где она? Она определенно была в этой комнате полчаса тому назад. Ева слышала ее голос. Если только она поднялась в