Слова Бройлза вызывали у меня ярость, однако я не могла не признать, что они довольно убедительны и на месте зрителей я бы тоже встала на его точку зрения. Когда Микки вышел для произнесения заключительного слова, кровь стучала у меня в ушах с силой ударной установки.

— Ваша честь, не лейтенант Боксер вложила оружие в руки Сары и Сэма Кэйбот. — В голосе Шермана звучало искреннее возмущение. — Пострадавшие сделали это сами. Они без малейшего повода открыли огонь по полицейским, и моя клиентка была вынуждена защищаться. Если она в чем-то и виновна, то лишь в том, что проявила доброту к гражданам, которые ее не заслуживали. Ваша честь, справедливость требует снять все обвинения с этого достойного офицера и вернуть к исполнению своих обязанностей без малейшего ущерба для его безупречного послужного списка.

Микки закончил выступление раньше, чем я ожидала. После его последних слов возникла внезапная пауза. Когда он вернулся на свое место, по залу пошла какая-то мышиная возня — шуршание бумаг, шарканье подошв, постукивание пальцев по клавиатурам ноутбуков.

Я схватила под столом руку Шермана и стала молиться. Господи, прошу Тебя, пусть она закроет это дело.

Судья водрузила на нос очки, ее лицо оставалось бесстрастным. Потом я услышала ее голос — сдержанный и слегка усталый:

— Я согласна с тем, что в сложившейся ситуации ответчица сделала все, что было в ее силах, однако меня беспокоит алкоголь в крови. Погиб человек. Сара Кэйбот мертва. У меня достаточно оснований, чтобы передать дело в суд.

Я в оцепенении слушала, как Алджерри назначает дату первого заседания на несколько недель вперед. Вскоре судья покинула зал, все встали, и меня окружила тесная толпа. Замелькали люди в полицейской форме, зрители, отводившие от меня глаза, и журналисты, которые совали микрофоны мне под нос. Я все еще держала Микки за руку.

Этого не должно было случиться. Мы не должны были проиграть.

Шерман помог мне подняться и начал прокладывать путь через толпу. Джо поддерживал меня сзади. Наконец все четверо — включая Юки Кастеллано — пробились в коридор и направились к лестнице.

— Когда выйдешь на улицу, держи голову кверху, — предупредил меня Микки. — Все станут орать: «Почему вы убили эту девочку?» — но ты просто медленно иди к машине. Не улыбайся, не хмурься, не позволяй им сбить себя с толку. Ты не совершила ничего плохого. Возвращайся домой и не отвечай на телефонные звонки. Я заеду к тебе позже.

Когда мы появились на крыльце, дождь закончился и тусклый день клонился к вечеру. Сотни людей собрались вокруг здания суда, желая поглазеть на полицейского, убившего девочку-подростка.

Микки и Юки отделились от нас, чтобы поговорить с прессой, и я понимала, что теперь мысли Шермана сосредоточатся на том, как защитить честь города Сан-Франциско и его полиции.

Мы с Джо вошли в сгрудившуюся вокруг толпу и двинулись в сторону переулка, где нас ждала машина. Я услышала громкие голоса, выкликавшие «Убийца детей, убийца детей!», и град вопросов, которые летели в меня, точно камни:

— О чем вы думали, лейтенант?

— Что вы чувствовали, когда стреляли в подростков?

Я узнала лица знакомых телерепортеров: Виктора Смита, Сандры Дюнн, Кит Морли, — все они брали у меня интервью, когда я выступала свидетельницей в громких судебных процессах. Теперь я старалась не замечать их и смотрела мимо наставленных на меня видеокамер и самодельных плакатов с надписью: «Полицейское насилие. Виновна!»

Я шла, высоко подняв голову и ни на шаг, не отставая от Джо, пока мы не добрались до черного седана.

Как только дверцы захлопнулись, водитель рванул с места и вырулил на Полк-стрит. Потом он резко развернул автомобиль и помчался в сторону Потреро-Хилл.

— Бройлз меня прикончил, — сказала я Джо.

— Судья тебя видела, она знает, с кем имеет дело. Жаль, что ей пришлось принять такое решение.

— На меня смотрели копы, Джо, — копы, которые со мной работают, для них я должна служить примером! На какое уважение я могу теперь рассчитывать?

— Линдси, все здравомыслящие люди в этом городе на твоей стороне. Что бы там ни говорили, ты отличный полицейский и прекрасный человек.

Пытаясь меня утешить, Джо добился того, чего не удалось Мейсону Бройлзу, — он заставил меня расплакаться. Я положила голову ему i ia плечо и залила слезами его синюю рубашку. Джо обнял меня и прижал к себе.

— Все в порядке, — пробормотала я. Джо протянул мне платок, и я вытерла глаза. — Это все чертова аллергия. Всегда плачу от тополиного пуха.

Молинари рассмеялся и крепче обнял меня за плечи. Мы пересекли Двадцатую улицу, впереди уже показались дома в викторианском стиле.

— Будь моя воля, прямо сейчас ушла бы с работы, — вздохнула я. — Но тогда все подумают, что я действительно виновата.

— Эти подростки были преступниками, Линдси. Никакой суд не решит дело в их пользу.

— Клянешься?

Джо промолчал. Я знала, что он полностью мне доверяет, однако не в его духе давать клятвы, которые он не мог выполнить.

— Тебе уже надо возвращаться? — спросила я, помолчав.

— Боюсь, что да. Как бы мне ни хотелось остаться. Работа в правительстве почти не оставляла Молинари времени на наши встречи.

— Когда-нибудь и у меня будет личная жизнь, — мягко добавил он.

— Да. И у меня тоже.

Что это было — обещание? Пустая надежда? Я снова положила голову на его плечо. Мы взялись за руки, наслаждаясь последними минутами вдвоем — быстрыми минутами перед долгими неделями разлуки, — и не говорили ни слова, пока не поцеловались на прощание возле моей двери.

Только вернувшись в свою тихую квартирку, я ощутила, до какой степени измотал меня сегодняшний день. Мышцы болели от постоянных усилий держать себя в руках, а впереди была полная неопределенность. Вместо того чтобы обелить меня в глазах общества и вернуть мне веру в себя, эти слушания оказались лишь репетицией перед новым разбирательством.

Я чувствовала себя как усталый пловец, который из последних сил дотянул до спасительного берега. Взяв Марту, я легла на большую мягкую кровать, натянула одеяло до подбородка и погрузилась в сон.

Первые лучи солнца уже пробивались сквозь облака, когда я затолкала в багажник последний чемодан и села за руль своего «иксплорера». Мне не терпелось выбраться из города, и Марта разделяла мои чувства — она с удовольствием высунула голову из окна автомобиля и размахивала хвостом.

В будний день утренние пробки на дорогах обычное дело, поэтому я сразу повернула на юг и по пути стала вспоминать свой последний разговор с шефом Траччио.

— На вашем месте я бы удрал отсюда куда-нибудь подальше, — заметил он. — Теперь ваши служебные обязанности под вопросом, так что считайте это внеочередным отпуском и отправляйтесь отдыхать.