Не только нацисты клеймили своих врагов страшным словом «паразит». Для Маркса и Ленина буржуазия и бюрократия тоже были паразитами, от которых общество обязательно должно избавиться. Совершенно биологический вариант социализма появился в 1898 г., когда памфлетист Джон Браун написал книгу под названием Parasitic Wealth or Money Reform: A Manifesto to the People of the United States and to the Workers of the World («Паразитическое богатство, или Денежная реформа: Манифест к народу Соединенных Штатов и рабочим всего мира»). Он жаловался на то, что три четверти богатств страны сосредоточено в руках трех процентов ее населения, что богатые высасывают жизненные соки нации, что промышленность процветает за счет страданий народа. Подобно Друммонду или Гитлеру, он видел точные копии своих врагов в природе — личинки паразитических ос, которые живут внутри гусениц. «С изощренной жестокостью, — писал он, — эти паразиты вгрызаются в живую плоть своего не желающего этого, но беспомощного носителя, избегая при этом задевать какие бы то ни было жизненно важные центры, чтобы продлить долгую предсмертную агонию».

Ученые-паразитологи тоже иногда вносили свой вклад в общественно-биологические аналогии. Еще в 1955 г. один из ведущих американских паразитологов Хорас Станкард развил метафору Ланкестера в статье «Свобода, зависимость и государство всеобщего благосостояния», опубликованной в журнале Science. «Поскольку предметом зоологии являются факты и принципы животной жизни, информация, полученная при изучении других животных, приложима и к человеческому виду», — писал он. Всеми животными движут потребности в пище, убежище и возможности продолжить род. Во многих случаях страх вынуждает животных сменить свободу на некоторую степень безопасности, загоняя их при этом в ловушку постоянной зависимости. Типичный пример животных, ищущих безопасности, — существа вроде двустворчатых моллюсков, кораллов и асцидий, которые когда-то прикрепились к океанскому дну с целью процеживать в поисках пищи морскую воду. Но никто не может сравниться с паразитами. Раз за разом в истории жизни свободноживущие организмы отказывались от свободы и становились паразитами в обмен на спасение от жизненных опасностей. После этого эволюция направляла их по пути дегенерации. «Когда другие источники пищи оказываются недостаточными, что может быть проще, чем кормиться тканями носителя? Не секрет, что зависимое животное всегда ищет более легкий путь».

Станкард не чувствовал особого смущения, перенося это правило жизни паразитов на человеческое общество: «Оно может быть отнесено к любой группе организмов, и не обязательно ссылаться на чисто политические образования, хотя некоторые выводы все же стоит сделать». Полностью пожертвовав своей свободой, паразит вошел и в «государство всеобщего благосостояния», как сформулировал это Станкард; тонкая ткань метафоры почти не отделяет в его статье ленточного червя от рузвельтовского нового курса. Лишившись однажды своей свободы, паразиты редко обретают ее вновь, вместо этого они направляют всю свою энергию на производство новых поколений паразитов. Единственное их оригинальное изобретение — всевозможные странные формы размножения. Трематоды чередуют поколения разных форм, размножаясь половым путем в организме человека и бесполым в улитке. Ленточные сосальщики могут откладывать по миллиону яиц в день. Ну разве мог Станкард подразумевать что-нибудь, кроме быстро растущих семей, живущих на пособие? «Такое государство всеобщего благосостояния существует только для тех удачливых индивидуумов, тех немногих счастливчиков, кто способен упросить или убедить других обеспечить им это самое благосостояние, — писал он. — Далеко не новое стремление добиться легкой жизни без усилий, получить что-то ни за что, т. е. даром, продолжает существовать как одна из иллюзий, которые во все времена привлекали и обманывали неосторожных».

В 1955 г. статья Станкарда представляла собой едва ли не последнее проявление прежних взглядов на эволюцию. В то время как Станкард нападал на паразитов с продуктовыми талончиками, его коллеги-биологи бесцеремонно расправлялись с фундаментом его научных взглядов. Они открыли, что каждое живое существо на Земле несет в своих клетках генетическую информацию в форме ДНК — молекул в виде двойной спирали. Гены (отдельные участки ДНК) несут в себе инструкции по производству протеинов, а протеины, в свою очередь, формируют глаза, переваривают пищу, управляют производством других протеинов и делают тысячи всевозможных вещей. Каждое поколение передает свою ДНК следующему поколению, при этом гены выстраиваются в новых сочетаниях. Иногда в генах происходят мутации и возникают совершенно новые коды. Эволюция, поняли эти биологи, построена на генах и на том, как они развиваются с течением времени, а вовсе не на какой-то внутренней силе. Гены порождают множество вариантов, а естественный отбор сохраняет некоторые из них. При таких быстрых генетических сменах могут возникать новые виды, новые формы организмов. А поскольку эволюция базируется на краткосрочных эффектах естественного отбора, биологи перестали нуждаться во внутренней движущей силе для нее и перестали рассматривать древо жизни как пластмассовую новогоднюю елку.

По идее, паразиты должны были выиграть от таких перемен в научных взглядах. Они перестали наконец считаться париями биологии. Но даже в середине XX в. паразиты все еще несли на себе клеймо Ланкестера и служили объектом презрения как в науке, так и за ее пределами. Расовые мифы Гитлера рухнули, сторонники истребления социальных паразитов остались только на краях политического спектра — среди бритоголовых «арийцев» и мелких диктаторов, а слово «паразит» по-прежнему несет в себе оскорбительный смысл. Точно так же значительную часть XX в. ученые считали паразитов мелкими дегенератами, довольно забавными, но незначительными гостями на празднике жизни. Когда экологи исследовали движение солнечной энергии по пищевым цепочкам — через растения в животных, место для паразитов находилось разве что в примечаниях о всяких необычных случаях. Считалось, что паразиты почти не эволюционируют, разве что носители в процессе собственной эволюции потянут их за собой.

Еще в 1989 г. Конрад Лоренц, великий основоположник этологии — науки о поведении животных, писал об «обратной эволюции» паразитов. Он не хотел называть это «вырождением» (возможно, потому, что это слово было слишком сильно запятнано нацистской риторикой) и придумал новое слово «саккулинизация» в честь все того же регрессирующего ракообразного Ланкестера. «Когда мы используем понятия "выше" и "ниже" в применении и к живым существам, и к культурам, — писал он, — наша оценка говорит непосредственно о количестве информации, знаний, осознанных или неосознанных, присущих этим живым системам». Исходя из этого, Лоренц презирает паразитов: «Если судить адаптированные формы паразитов по количеству утраченной информации, выяснится, что потери информации соответствуют и полностью подтверждают наше низкое мнение о них и наше отношение к паразитам вообще. Взрослая особь Sacculina carcini не имеет никакого понятия об особенностях и странностях места своего обитания; единственное, что она знает, это своего хозяина». Как и Ланкестер за 110 лет до него, Лоренц видел в паразитах лишь предупреждение человечеству. «Упадок чисто человеческих качеств и свойств порождает ужасающий призрак недочеловека и даже вовсе не человека».