Гвен зарделась и бросила взгляд на Эрика. Тот нахмурился и отрицательно качнул головой. Но, словно отказывая ему в праве советовать ей, она легко спрыгнула с парапета и сказала:

— Буду счастлива, сэр. — И повернулась к девушке, сидевшей рядом:

— Катрин, присоединяйся!

Стефан протянул ей руку, и она взяла ее, как заправская придворная дама. Манфред подхватил Катрин, и все четверо медленно пошли прочь от фонтана. На ходу Гвен весьма выразительно покачивала бедрами.

— Пожалуй, нам лучше пойти за ними, — сказал Эрик, когда обе парочки растаяли в темноте.

Ру встал прямо перед ним:

— По драке соскучился?

— Нет, но эти двое никого и спрашивать не станут, а девчонки…

Ру крепко уперся рукой Эрику в грудь, не давая пройти.

— ..знают, во что вляпываются с этими дворянскими сынками, — закончил он.

— Гвен не ребенок. И Стефан будет не первым, кто задерет ей юбку. А ты, похоже, единственный парень в городе, который не валялся с Катрин на сеновале. — Проследив взглядом направление, в котором скрылась эта четверка, он добавил:

— Хотя я думал, что у этих девиц вкус получше. — Внезапно Ру понизил голос, и его тон приобрел столь знакомую Эрику жесткость. Ру говорил так, только когда был серьезно обеспокоен. — Эрик, наступит день, и тебе придется столкнуться с твоим проклятым братцем. И тогда, вероятно, тебе придется его убить. — Эрик нахмурился: ему не понравились ни слова Ру, ни тон, которым они были сказаны. — Но не сегодня. И не из-за Гвен. И вообще, не пора ли тебе возвращаться в трактир?

Эрик кивнул и, мягко убрав руку Ру со своей груди, на мгновение застыл в неподвижности, пытаясь осознать то, что только что сказал его друг. Потом тряхнул головой, повернулся и пошел обратно в трактир.

Тиндаль умер.

Он умер два месяца назад, и Эрик до сих пор не мог в это поверить. Каждый раз, входя в кузницу, он думал, что сейчас увидит кузнеца спящим на тюфяке в дальнем углу или за работой. Веселость Тиндаля, когда он был под мухой, его угрюмость, когда он бывал трезв, казалось, навеки поселились здесь, в этой кузнице, где Эрик в течение шести лет постигал премудрости своего ремесла.

Он пошевелил оставшиеся с вечера угли, прикидывая, сколько потребуется дров, чтобы разогреть горн. Со вчерашнего дня во дворе стояла, накренившись, повозка мельника со сломанной осью, и работы с ней хватит до темноты. Эрик никак не мог свыкнуться с мыслью, что Тиндаля больше нет.

Два месяца назад Эрик спустился с чердака. Было обычное утро. Но когда он взглянул туда, где всегда спал Тиндаль, волосы у него на голове встали дыбом. Раньше он никогда не видел покойников, но на дохлых зверей насмотрелся. В позе неподвижно лежащего кузнеца было нечто до жути знакомое. Эрик потрогал Тиндаля и, ощутив под пальцами смертный холод, отдернул руку, как от огня.

Местный жрец богини Килианы, который по совместительству служил лекарем для городской бедноты, быстро подтвердил, что Тиндаль действительно испил свою последнюю чашу вина. Поскольку семьи у него не было, похоронами занялся Мило и организовал поспешное огненное погребение с большущим костром. Пепел был развеян по ветру, а жрец Певицы Зеленой Тишины вознес своей богине молитву, хотя покровителем кузнецов правильнее было бы считать Тит-Онанки, бога войны. Впрочем, Эрик надеялся, что Килиана, богиня лесов и полей, позаботится о душе умершего: за те шесть лет, что Эрик провел в кузнице, Тиндаль выковал, быть может, всего один меч, зато плугов, мотыг и иного сельскохозяйственного инвентаря — бессчетное количество.

Ушей Эрика коснулся отдаленный шум. Это по западной дороге из столицы Княжества, Крондора, подъезжал полуденный дилижанс. Эрик знал, что им скорее всего правит Перси из Риммертона, который не преминет завернуть в «Шилохвость», чтобы дать лошадям возможность отдохнуть, а пассажирам — подкрепиться. Перси, тощий как жердь и с ненасытным аппетитом, обожал стряпню Фрейды.

Эрик не ошибся: грохот железных ободьев и стук копыт стали громче, и вот уже дилижанс вкатил во двор. Зычным «Тпру!» Перси остановил свою четверку. Регулярное сообщение между Саладором и Крондором открылось пять лет назад и приносило Джейкобу Эстербруку, богатому торговцу из Крондора, придумавшему и осуществившему это новшество, немалый доход; поговаривали, что теперь он собирается открыть еще одну линию между Саладором и Бас-Тайрой. Каждый дилижанс представлял собой обычную крытую повозку с откидным бортиком сзади, который в открытом состоянии превращался в ступеньку. Незамысловатые сиденья в виде пары досок вдоль бортов и грубые рессоры лишали пассажиров всяких надежд на комфорт, зато дилижанс в отличие от караванов передвигался быстро, почти со скоростью верхового, что для людей, лишенных возможности держать собственных лошадей, было немаловажно.

— Привет, Перси, — произнес Эрик.

— Эрик! — жизнерадостно откликнулся Перси. На его длинной тощей физиономии красовалась неизменная ухмылка, обрамленная узорчиком из дорожной пыли. Он повернулся к двум своим пассажирам: один из них был с претензией на роскошь, а другой — малость попроще. — Равенсбург, господа.

Мужчина, одетый попроще, кивнул и встал, собираясь сойти. Эрик любезно помог Перси откинуть бортик и спросил:

— Вы здесь задержитесь?

— Нет, — ответил Перси. — Второй джентльмен направляется в Волвертон; там конец пути. — Волвертон лежал в часе езды по направлению к Даркмуру, и Эрик понимал, что пассажир вряд ли захочет останавливаться на обед в двух шагах от места назначения. — Оттуда я порожняком поеду в Даркмур, — продолжал Перси. — Времени будет полно, спешить не надо. Скажи матери, что через пару дней я, с божьего дозволения, вернусь и уж тогда пусть ее прекрасные пироги с мясом поберегутся. — Перси плотоядно погладил себя по тощему животу, и его ухмылка стала еще шире.

Эрик кивнул. Перси закрыл бортик, развернул упряжку и, пустив лошадей рысью, выехал со двора. Эрик повернулся к мужчине, сошедшему с дилижанса, чтобы узнать, не требуется ли ему комната, но тот уже скрылся за углом амбара.

— Сэр! — окликнул его Эрик и поспешил вслед. Он обогнул амбар и подошел к кузнице как раз, когда незнакомец, поставив свой мешок на пол, снимал дорожный плащ. Мужчина был так же широк в плечах и так же крепок, как Эрик, хотя и на целую голову ниже. На голове у него была небольшая лысина, окаймленная длинными седыми волосами, которая придавала ему задумчивый, почти ученый вид. Брови у него были густыми и черными, хотя щетина, за время пути проступившая на его чисто выбритом лице, оказалась почти белой.

И он очень внимательно осматривался. А потом, повернувшись к Эрику, в изумлении застывшему у него за спиной, неожиданно сказал:

— Ты, должно быть, ученик. Кузница у тебя в порядке, юнец. Это хорошо.

Голос у него был со слабой гнусавинкой, характерной для уроженцев Дальнего Берега или Закатных островов.