могло ли что-то в анатомии половых органов этих женщин привести к слабым эротическим реакциям», – пишет она.

Мари заметила закономерность в собранных данных. Оказалось, размер клитора не влияет на то, достигает ли женщина оргазма во время полового акта. Результат зависит только от расстояния между основанием клитора и влагалищем. Если оно было меньше, женщине с большей вероятностью удавалось получить оргазм. Если же больше, оргазм был маловероятен, «как будто пропасть слишком велика, чтобы преодолеть ее»[70]. В углу журнала она нарисовала простую схему вульвы[71] с тремя клиторами, представляющими различные возможные положения. Мари разделила типы фригидных женщин на тех, кому, по ее мнению, мог помочь психоанализ, и тех, чьи проблемы исключительно анатомические, поскольку клиторы дальше всего от влагалищных отверстий. В 1924 году она опубликовала свои заключения в журнале Bruxelles-Médical, использовав мужской псевдоним А. Э. Нарджани.

Потом она провела замеры на себе и обнаружила, что ее клитор слишком далеко, чтобы испытывать оргазм во время полового акта[72]. В этом, по ее мнению, и заключалась причина фригидности: она была téleclitoridienne, «женщиной с далеко расположенным клитором»[73]. Для себя и других обладательниц «неподатливого клитора» она нашла нетрадиционное решение: «И тогда мне пришло в голову: раз у некоторых женщин это расстояние слишком велико, а положение клитора неудобное, примирить его и влагалище можно хирургическим путем». А именно: переместить клитор ближе к отверстию, чтобы его было легче стимулировать во время секса. Так она хотела, обманув систему, изменить то, что сама принимала за ограничения собственного тела[74], [75].

Анатомия – это судьба? Мари отказывалась в это верить. В своей статье 1924 года она горячо одобряла операцию по перемещению клитора ближе к вагине, в разработке которой она помогла Хальбану. Она назвала ее операцией Хальбана – Нарджани. По ее словам, сексуальные проблемы женщин кроются не только в их голове. По крайней мере, иногда они носили анатомический характер.

И она, в отличие от Фрейда, считала, что анатомию можно изменить.

* * *

Через несколько дней после операции Мари проснулась от пения дроздов в саду[76]. Стоял прекрасный день, солнечный и ясный. Утром 24 апреля врач снял ей швы. Она шла на поправку. «Уверена, что Хальбан проделал отличную работу! – взволнованно писала она Фрейду. – Что касается дальнейших результатов, то придется подождать!»[77]

Мари рассчитывала, что сможет покинуть санаторий «Лев» к середине недели, примерно в то же время, когда Фрейд выпишется из санатория, где он восстанавливался после ряда операций на челюсти, пораженной раком. Однако к 28 апреля она так и не уехала. В ее операционную рану попала легкая инфекция[78]. Она гордо сообщала, что сама контролировала противовирусное лечение, и была настроена оптимистично: «Я считаю, что, судя по ряду признаков, уже могу заявить: операция прошла успешно».

Фрейд тем временем все еще не навещал Мари. В письме он поздравил ее с «героическим поступком» и дал понять, что у него нет времени на нее, пока она идет на поправку. Помимо прочего, добавил он, кажется, что она больше не нуждается в нем. Его отвержение сильно задело Мари. Он был единственным человеком в ее жизни, заменившим ей отца, кому удалось разглядеть в ней интеллектуальный и творческий потенциал, – и он бросил ее: такого она не могла перенести. Через несколько недель Фрейд все же уступил. Но когда он навестил ее, он все равно был недоволен ее решением. И она сама начала в нем сомневаться. Неужели она совершила ужасную ошибку?

Вскоре она вернулась в Сен-Клу. Ее сад стоял в цвету, но это не тронуло ее. Через две недели ее обуяло мечтательное смятение[79]: она видела сны о Боге и небесах, хотя ни в то ни в другое не верила. Ей начало казаться, что она совершила большой грех, хотя и в него она не верила. «Прискорбно, что я не угодила вам, но еще более прискорбно, что я не угодила себе, – писала она Фрейду. – Вы пробудили меня, как мы будим лунатика, поймав его за руку». Пребывая в невротическом состоянии, она писала: «В этом было что-то почти психотическое». Хотя ей было 45 лет, она вновь почувствовала себя маленькой боязливой девочкой.

Мари многое поставила на кон той операции. Как обычно, она совмещала работу и удовольствие. Она утешала себя мыслью, что скоро они с Хальбаном смогут вместе опубликовать статью, в которой опишут хирургическое вмешательство и наблюдения за другими прооперированными женщинами. Если все пройдет успешно, другие врачи захотят освоить этот метод, и он получит широкое распространение. «Я скажу ему, что только одно может удовлетворить меня: совместная работа над тем, что нам еще нужно сделать», – писала она Фрейду. Если другого не остается, у нее хотя бы будет академическая самореализация, и ее имя запомнят.

* * *

18 мая Мари сообщила Фрейду кое о чем примечательном: volle befriedigung, или «полном удовлетворении»[80]. «Теперь это происходит легко, и вот что интересно: я почти разобралась, откуда взялось это ощущение, как если бы оно не было мне ранее знакомо», – писала она, возбужденно перескакивая с немецкого на французский. Казалось, ее долгие поиски завершились.

Увы, это было не так. Тот опыт стал либо иллюзией, либо счастливой случайностью. Позже она сообщила, что операция прошла неудачно и ей так и не удалось достичь долгожданного результата.

Хирургическое вмешательство не принесло Мари удовлетворения. И для других женщин операция Хальбана – Нарджани не прошла так, как планировалось. Мари сначала утверждала, что у пяти женщин результаты были положительными, но позже назвала свой первоначальный отчет «преждевременным и ошибочным»[81]. Ни одной женщине не удалось «переместить» свой оргазм во влагалище. Для большинства «клитор продолжал оставаться доминирующей эрогенной зоной», писала она. Одна женщина, «разведенная, 35 лет», была возмущена тем, что вообще допустила подобную операцию. До этого она могла испытывать оргазм, только сидя сверху на партнере. Теперь же у нее имелась воспалившаяся рана – и никакого потенциала для нового оргазма. Мари отметила, что «у этой женщины был исключительно ярко выражен комплекс мужественности». Это, вероятно, не улучшало ситуацию.

Но спустя два года она снова взялась за дело. «Для меня прибегнуть к психоанализу – значит сдаться, а мне 46 лет, – писала она в своем дневнике. – Я подумываю о второй операции. Неужели я должна отказаться от секса? Работать, писать, анализировать? Но меня страшит целомудрие». Заметив, что «чувствительность там, откуда был перемещен клитор, сохраняется», она решила еще раз лечь под нож. В 1930 году Хальбан приехал в Париж для повторной операции. Кроме того, какое-то время Мари страдала от болезненного отека фаллопиевых труб, или сальпингита, который на