— Заклинанием! Как же ещё?

Не… ну как ещё-то… заклинанием, конечно.

Прощались со слезами. Я уже перестала удивляться актёрскому мастерству девушек. Граф стоял чуть в стороне вместе с настоятельницей и — как можно было догадаться — благодарил за возвращённую дочь. Я, всё ещё надеясь, что представление вот-вот закончится и организаторы освободят нас от прохождения следующего этапа, оглядывалась в поисках телекамер и толп зрителей, готовых выбежать из кустов с криками: «Розыгрыш! Поздравляем!»

Ничего подобного не наблюдалось. Господин Веров, сохраняя непроницаемое выражение красивого лица, простился с матушкой Афанасией и подошёл к экипажу. Сам отворил дверцу и откинул подножку.

— Прощайте, девы, счастливого пути! — благословила нас настоятельница и подала знак своим подопечным.

Те с готовностью развернулись и поспешили скрыться за воротами. Мне от этой слаженности стало не по себе. Возникло сиротское чувство, привычное по жизни. Впервые я испытала его, когда развелись родители. Потом, когда я съехала от бабушки с дедушкой. А в последний раз, когда выгнала Дениса. И вот опять.

Внутри экипажа оказалось довольно просторно. Стоя, мне приходилось лишь немного наклонять голову, чтобы не упираться в потолок. В боковых дверях имелись большие окна с приподнятыми жалюзи, так что можно было смотреть на бегущие мимо обочины. Два широких дивана — на четыре человека каждый — стояли вдоль глухих передней и задней стенок. Серьёзно? А как следить за дорогой? Ни облучка, ни запяток я у этой прикольной кареты не заметила. Где устроится водитель или кучер, или как их тут кличут?

Мы уселись по ходу движения, граф зашёл следом, нажал витиеватый рычажок — подножка спряталась под полом — и расположился напротив. Подарив каждой из нас водянистый взгляд, кивнул своим мыслям и протянул руку к диску размером с блюдце на стене. Господин Веров повернул его на несколько делений, отсчитав щелчки, и произнёс длинную неразборчивую фразу, из которой знакомым было только слово «домой». Мы с Алиной покачнулись и инстинктивно вцепились друг в друга. Машина набирала скорость. Двигалась она бесшумно, если не считать поскрипывания рессор и шуршания шин по брусчатке.

Не веря в происходящее, я смотрела в окно. Кусты и деревья проплывали мимо, приветливо помахивая ветками с молодой листвой — их раскачивал усиливающийся ветер. Набрали мы навскидку пятьдесят километров в час, и всё же было страшновато ехать вслепую. Я неотрывно наблюдала, как лесной пейзаж остался позади, замелькали красивые каменные дома, огороженные невысоким штакетником. Дворы и палисадники выглядели ухоженными, буйства красок, в отличие от монастырского хозяйства, там пока не было, лишь скромно выглядывали из земли первоцветы и кое-где зажглись фонарики нарциссов. В деревне наш драндулет по собственной прихоти сбавил ход и время от времени посылал в пространство писклявый сигнал, пугая кур, индюков и гусей, разгуливающих вдоль дорожного полотна. Собак эти звуки не смущали, то одна, то другая, то сразу несколько шавок резво бежали рядом с колёсами и заливисто лаяли, прогоняя чужаков.

Не успевали мы выехать из одной деревни, как попадали в следующую — селения стояли плотно, разделённые либо небольшим лугом, либо садом, либо перелеском. В новой деревне всё повторялось: медленное движение, лай собак, писк клаксона и горделивые взгляды гусаков.

Мы молчали. Не знаю, как Прилучная, а мне было неуютно с графом. Он сидел с выпрямленной до невозможности спиной, едва отклонившись на спинку дивана, и пристально смотрел на нас. Никаких эмоций его лицо не выражало. Складывалось впечатление, что поочерёдно изучая шатенку и брюнетку, он выбирает, которую назначить дочерью. Мне подумалось, что я больше похожа на этого человека, во всяком случае, цветом волос. Правда, глаза у него серые, но не как у Алины — у неё значительно темнее, что-то типа мокрого асфальта, а у графа дымчатые, как лёд на озере. Лишь чёрные узкие зрачки привлекали внимание.

Приблизительно после часа езды спутница заёрзала и наклонилась к моему уху:

— Долго ещё?

Нашла у кого спрашивать! Я нервно дёрнула плечом. Прилучная напряглась, и я ждала от неё какой-нибудь выходки: либо залепечет елейным голоском, обращаясь к «папуле», либо начнёт выдвигать требования. Вероятно, граф тоже почувствовал перемену в её настроении, он прикрыл глаза и устроил затылок на краю диванной подушки, будто задремав. Меня после ночи долгих размышлений тоже клонило в сон, и я последовала его примеру.

Очнулась от тычка острым локтем под рёбра. Вздрогнула, просыпаясь, и толкнула Алину в ответ:

— С ума сошла?

— Смотри! — она восхищённо пялилась в окно.

Мы притормаживали около трёхэтажного дворца, выстроенного из кирпича в псевдорусском стиле. Очень красивого, похожего на терем.

Тело дворца со стрельчатыми окнами, украшенное обилием разноцветных изразцов, фресок и кованых элементов, зажали в объятиях три башни. Две из них венчали «шатры», а последнюю — похожая на рыцарский шлем крыша. Главную башню — одну первых из двух — можно было отличить сразу: в нее вела широкая лестница, а под кровлей красовался балкон с красивой балюстрадой и такими же, как на крыльце колоннами.

Видя это великолепие, я замерла с раскрытым ртом. Никак не могла сообразить, почему никогда ничего не слышала об этом месте? По идее, здесь должны бродить орды экскурсантов. Новодел? Непохоже, слишком грандиозно даже для Геннадия Прилучного.

К экипажу подскочил шустрый старичок в ливрее. Он распахнул дверь, опустил подножку и отступил, кланяясь графу — он вышел из кареты первым и, не глядя ни на кого, бросил слуге:

— Отведи обеих в башню, Дормидонт.

Я стала подниматься, но Алина слишком энергично двинулась с места, толкнув меня, и я, потеряв равновесие, опустилась обратно на диван. Засмеялась и не сразу смогла успокоиться и выйти из кареты. Нарядный дедуля ждал с самым добродушным видом, какой только можно изобразить. Весёлые морщинки разбегались вокруг голубых глаз с выцветшими ресницами, седые лёгкие волосы, обрамлявшие обширную лысину, вздыбил крепнувший ветер, на бледно-розовых губах играла приветливая улыбка.

— Добренький вечер, барышни! — прогнусавил он и указал на башню под «шлемом»: — Прошу покорно!

Эта часть дворца напоминала голову сказочного богатыря с защищенной кольчугой шеей — такое впечатление возникало из-за множества фресок, покрывавших стену. Внизу скучным прямоугольником темнела дверь, а подойдя ближе, я разглядела на высоте третьего этажа закрытые ставнями окна.

Старик вытянул из-за пазухи связку ключей, не глядя перебрал их, находя нужный, и вставил его в замочную скважину. Дверь со скрипом отворилась, из темноты в ноздри ударил затхлый запах. Слуга, шепча что-то неразборчивое, пошарил за притолокой, послышался едва уловимый щелчок, и стены засветились множеством похожих на светодиоды точек.

— Пожалуйте, барышни! — повёл рукой дедуля. Алина шагнула через порог и направилась к винтовой лестнице, я шла следом. В спину нам донеслось: — Ужин будет через час.