Увы, она плохо говорила по-английски, но все несказанное выражали ее глаза, устремленные на Куина. Когда он не ответил на ее взгляд, она отвернулась и ласково дотронулась до кончика носа маленькой девочки, при этом она что-то пробормотала, чего Куин не понял, и собралась уходить. Но едва ли можно было не заметить манящего взгляда, который она, удаляясь, бросила на него через плечо.

– Вот еще одна победа, мой мальчик! – добродушно сказал Чесли. – Но берегись дрессировщика лошадей. Он ее муж.

Куин смотрел на тугие аппетитные ягодицы удалявшейся Надии и размышлял о том, стоит ли рискнуть. Но тут вспомнил об Эсме.

– Нет, – сказал он, скорее самому себе. – Думаю, что нет.

– Широкий выбор, – заметил дядя.

Вдруг Куин вспомнил о ребенке. Слегка смутившись, он снова обратился к дяде.

– И кто это у нас? – спросил он, наклоняясь к девочке. – Вы меня не представили.

– Это мой друг леди Серилия, – ответил дядя. – Она приехала издалека, из Европы, и оказала мне честь сопровождать ее во все интересные места города. Серилия, это мой племянник, Куинтин Хьюитт, лорд Уинвуд.

– Здравствуйте, – сказала девочка. В голосе слышалось смущение, но реверанс был безупречен.

– Я очень рад, леди Серилия, – ответил Куин, щелкнув каблуками, как европейский денди. Он уже давно привык к тому, что дядя постоянно привозит домой беспризорных отпрысков или сирот артистического мира, как другие люди приводят домой бездомных собак.

Девочка снова подняла на Куина глаза и посмотрела ему в лицо. Взгляд ее темно-голубых глаз был удивительно проницательным. В нем таилась какая-то грусть. И когда Куин смотрел на девочку, ему показалось, что время остановилось. Он лихорадочно пытался найти в ней что-то знакомое. Серилия рассмеялась, увидев проходившего мимо клоуна в ярко-оранжевых штанах.

Странное ощущение исчезло.

– Серилия хотела познакомиться с кем-нибудь из акробатов, – сказал дядя. – Ей хочется научиться ездить на лошади стоя.

– Какая ты храбрая, – похвалил девочку Куин. – Надия поделилась с тобой своими секретами?

Девочка кивнула.

– Смоль, – сказала она, взглянув на Чесли, как бы обращаясь к нему за помощью. И только сейчас Куин понял, что английский не родной язык девочки. – Надия мажет... как вы это скажете, милорд? – продолжала она. – Сок деревьев, которым мажут ноги?

– Смола, – подсказал лорд Чесли. – Насколько я понимаю, они натирают подошвы ног чем-то вроде сосновой смолы.

Девочка наморщила носик и рассмеялась. Куин тоже невольно рассмеялся. Она была действительно интересным ребенком, несмотря на то что была совсем маленькой девочкой. Куин не разбирался в таких делах, но он думал, что девочке должно быть лет семь или восемь. Ее густые прямые волосы нельзя было назвать ни белокурыми, ни каштановыми, они имели оттенок блестящей бронзы, и она была одета с таким изяществом, что становилось ясно, что она не простая английская мисс.

Но ребенок не имел к нему никакого отношения, а он забыл о своих обязанностях.

– Я вынужден попрощаться с вами, – Куин кивнул обоим. – У меня поручение от одной важной леди.

– Не сомневаюсь, – насмешливо заметил дядя, – и не могу представить, кто это может быть.

– Нет, не можете, – натянуто улыбнулся Куин.

– А, ну так наслаждайся представлением, мой мальчик! – сказал, уходя, Чесли и, взяв девочку за руку, повел ее по коридору.

Куин поднял руку, но ничего не сказал. Он не мог объяснить, почему все еще находился под впечатлением от встречи с девочкой. Неожиданно она обернулась.

– Piacere, милорд Уинвуд, – сказала она, подняв руку, прощаясь с ним. – Addio!

«Piacere». Куин пытался сообразить. «Удовольствие».

И он все понял.

Как же он не догадался сразу? Черт бы побрал его дядю! Девочка была дочерью графа Джианпьеро Бергонци ди Виченца. Дочерью Вивианы.

Куин с трудом сдержался, чтобы не окликнуть ее. Он хотел взглянуть на девочку еще раз, чтобы убедиться, что не ошибся.

Вот она взглянула на Чесли и улыбнулась. Да, так выглядела Вивиана. Более бледной. Более спокойной. И такой молодой. И все же это была она. Куин был убежден, что это Вивиану он видел на Пиккадилли. С ее знаменитым отцом, синьором Алессандри. Зачем еще она могла вернуться? Она давно получила от Англии все, чего хотела, а Чесли боготворил Алессандри так, как только покровитель искусств может боготворить создателя того, ради чего он живет. Безгранично. Чесли считал, что Алессандри никогда не написал ни одной фальшивой ноты. И в исполнении Вивианы никогда не звучала фальшивая нота.

Когда Чесли привез ее в Лондон, о ней никто и не слышал. Как дядя сказал Куину, он сделал это ради ее отца. Вивиану послали в Лондон, чтобы прославиться, и Чесли добился этого. Уже через год она пела в Театре Его Величества, за несколько месяцев перейдя на главные роли. Старшее поколение труппы было поражено ее талантом. Некоторые даже завидовали. Высший свет бросал розы к ее ногам.

Но Куин познакомился с Вивианой еще до периода зависти и роз. Да, до того как она стала знаменитой, она принадлежала ему, по крайней мере он так думал. Конечно, она была еще и дочерью прославленного Алессандри. И была неописуемо красива. Но никто, и меньше всего Куин, не догадывался о поклонении, которое вскоре ожидало ее.

Когда Вивиана закончила петь в Лондоне и порвала с Куином, она бросила все и уехала так же неожиданно, как и появилась. Она бросила его, даже не попрощавшись, и вернулась в Италию к другой обожавшей ее публике и блестящему замужеству, давшему ей респектабельность, которой оперной певице, даже самой знаменитой, было нелегко добиться.

Девочка и Чесли исчезли из виду. Куин стоял в коридоре Амфитеатра Эстли и не мог думать ни о ком другом, кроме Вивианы. Она хотела только двух вещей: славы и благородного мужа.

Кажется, ее отец обеспечил ее и тем и другим. В мае она еще была в постели Куина, а в июне – уже в постели могущественного графа Бергонци. Вскоре коллеги Вивианы шептались о том, что целью ее возвращения в Италию было убедить Бергонци жениться на ней. Богатый и влиятельный граф многие годы был покровителем ее отца.

Вивиана должна была хорошо его знать. Возможно, она давно была влюблена в него. Возможно, они были любовниками. Возможно, каждый раз, когда она плакала в объятиях Куина, она думала о Бергонци. Куин повернулся и зашагал по коридору.

Ему было безразлично, насколько респектабельной теперь стала Вивиана. И уж конечно, ему было совершенно безразлично, какой хорошенькой была ее дочь. О чем ему следовало беспокоиться, так это о том, где можно усадить леди Таттон, чтобы она была довольна. Из зала уже доносилась музыка, звуки веселой, зажигательной увертюры. Куин прогнал из головы все мысли о Вивиане Алессандри и отправился исполнять обязанности почтительного жениха.