Шрифт:
Интервал:
Закладка:
47
добродетели» надо устанавливать посредством переворота для масс, а не силами масс. Переворот должен быть совершен небольшим заговорщицким революционным авангардом. Для этого был создан Тайный директивный комитет, задачей которого было:
1. Уничтожение всех институтов угнетения, чтобы «головы летели, как град»;
2. Ликвидация частной собственности;
3. Тотальный контроль печати и учебных заведений, чтобы очистить общество от старых предрассудков.
Заговор был раскрыт, и в 1797 году Бабёф был казнен.
После смерти учителя его учение продолжали и развивали его ученики, прежде всего Буонаротти. Образование по их программе должно было даваться только социально-полезным элементам. Богословие и юриспруденция исключались из учебного процесса, последняя из-за ненадобности после ликвидации частной собственности (сравни с утверждением Маркса, что право — классовое понятие, которое исчезнет с устранением классового общества). Для служения государству и его защиты нужны только естественные науки и искусства. Науки и искусства должны стать функцией и инструментами, развивающими коллективизм. Они утеряют характер индивидуального самовыражения художника или ученого. Они приобретут значение и влияние как средства поднятия духа в служении республике (чем не соцреализм?!).
Буонаротти, как и Руссо и Робеспьер, признавали Высшее Существо, бессмертие души, гражданскую религию, вознаграждение и наказание после смерти в качестве основ гражданского общества. Признать Евангелие им мешал Ветхий Завет, который они считали книгой глупостей и нелепиц. Взамен Буонаротти предлагал «естественную религию», основанную на двух принципах: на всесильной воле, руководящей вселенной, и вере в загробную жизнь.
Говоря о французских мыслителях XVIII века, чьи идеи повлияли на тоталитаристские доктрины века XX, нельзя пройти мимо фигуры Сен-Симона, старшего современника Гегеля, философа и социолога-самоучки, принадлежавшего уже к поколению французских «кающихся дворян». Идеи его родственны всем тоталитарным учениям нашего века. Это он
48
был пионером идеи о том, что общественные науки могут стать столь же точными, что и науки естественные (а точные ли они? Сегодня любой серьезный ученый в этом сомневается). Все, что требуется, писал Сен-Симон, это открыть законы обществоведения, аналогично тому, как ученые открывают законы естествоведения. Его писания начала XIX века полны веры в естественные науки, профессионализм, прогресс, промышленность и индустриализацию, создающие, якобы, условия для профессиональной демократии, которая стоит несравнимо выше обычной демократии. Король будущего будет главным промышленником. Некий институт духовных дел создаст национальный катехизис нравственных принципов промышленного общества братской любви. Все преподавание в учебных заведениях должно проводиться по этому катехизису, поскольку тождественность принципов и знаний лучше всего сплачивает общество.
Очевидно, он исключал изящные искусства из этого прокрустова ложа единообразия, ибо в своих писаниях он очень высоко ценит искусства, особенно древней Греции, называя их промышленными (?!), превознося свободу художника в Афинах и сравнивая это художественное богатство с убогостью искусства регламентированной Спарты, не в пользу последней. Его труд «Новое христианство» должен утвердить общечеловеческое братство путем предоставления руководства науками, искусством и промышленностью. Церковь должна служить прославлению и пропагандированию технического прогресса.
Его идеи, повлиявшие по-разному на тоталитарные учения как коммунистического, так и фашистско-национал-социалистического направления, можно свести к следующим пунктам:
1. Подчинение личности коллективу (это мы обнаруживаем у всех тоталитаристов).
2. Естественное состояние человека — неравенство, и назначение истории — установить иерархию, основанную на естественном порядке, а не на неравенстве, изобретенном человеком (тут прямыми преемниками являются фашисты и нацисты, да и марксистское учение о классовой борьбе тоже на практике приводит к иерархичности).
49
3. Направляющей силой истории является человеческая потребность в порядке (это близко сердцу каждого тоталитариста).
4. Сен-Симон и его последователи отвергали идею того, что в основе государственного устройства лежит общественный договор, ибо он основывается на первенстве личности, в то время как сен-симонисты верили в изначальность коллектива (и тут линии родства ведут и к нацистам, и к коммунистам).
В чем сен-симонисты решительно отличались от будущих марксистов, это в утверждении, что борьба — фактор разрушительный, а не созидательный, и история движется к увеличению гармонии и сокращению борьбы, а не наоборот. Сен-Симон и его ученики верили, что Венский конгресс 1815 года был признаком этого движения к миру и гармонии. Революция, по их учению, является результатом дисгармонии, но результат революции — очередной скачок к гармонии (это весьма спорно, конечно). И прямым путем к тоталитаризму вела вера сен-симонистов в то, что, когда будут открыты все законы органического общественного устройства, любая оппозиция такому обществу станет невозможной, ибо будет признаком антинаучности, невежества. Эта установка полностью усвоена марксизмом с его претензией на научность. Этим же аргументом обосновывалась отправка противников режима в психушки в СССР.
Итак, непосредственные зерна тоталитаризма XX века можно найти в идеях Французской революции с ее теориями и практикой тоталитарной демократии. В основе тоталитарной демократии лежит идея естественного порядка вещей или общей воли, что вылилось в якобинскую диктатуру, стремившуюся построить власть добродетели, и в Бабёфову схему эгалитарного коммунистического общества, которые согласно Тальмону составляют две ранние версии мессианских тоталитаризмов нашего времени.
Чтобы освободить человека от уз, они считали необходимым разрушить все традиционные структуры, традиции и исторические общественные связи. Так, этическая идея прав человека превратилась в идеал социального равенства и полного конформизма при неизбежном приведении всех к низшему
50
общему знаменателю. Никакого разнообразия, так как оно сопровождается неравенством. Таким образом, кажущийся ультра-демократический идеал неограниченного народного суверенитета очень быстро выродился в систему насилия. Радикальная мысль XIX века взяла практику французской тоталитарной демократии в качестве уже своей теоретической базы, подменив индивидуалистическую посылку откровенным коллективизмом. «Совершив такую подмену, — пишет Тальмой, — ничего не могло уже быть проще, чем оформить якобинскую концепцию о неизбежности общественного конфликта между добродетелью и эгоизмом в марксистскую теорию борьбы классов. И Маркс, и якобинцы исповедуют аналогичную утопию о конце истории и о пути к нему: достижение полной гармонии путем неограниченных диктатуры и насилия». В заключение Тальмой пишет: «Самым главным уроком этого исследования является несовместимость идеи всеобъемлющей и всеобщей веры (в любой