Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну… на тебя это как-то не совсем похоже… — протянула она, разглядывая татуировки на моих предплечьях.
Голубка снова смотрела на меня, и мое настроение улучшилось.
— У нас в семье все состоят в этом обществе: отец, братья…
— Ты из-за них вступил? — спросила она скептически.
— Нет. Просто там действительно хорошие ребята, — ответил я, подавая Эбби ее тетради. — Тебе, наверное, пора.
Она сверкнула своей фирменной безукоризненной улыбкой и пихнула меня локотком:
— Спасибо, что помог.
Я невольно улыбнулся ей в ответ. Голубка прошла в аудиторию и села рядом с Америкой. Пока они разговаривали, Паркер пялился на Эбби. Идя по коридору, я представлял себе, как хватаю стол и опрокидываю его на голову этому подонку. Занятия мои на сегодня закончились, поэтому нечего было здесь ошиваться. Я чувствовал, что мне до зарезу нужно прокатиться на мотоцикле, иначе мысли о том, как Паркер втирается в доверие к Эбби, сведут меня с ума. Я специально поехал домой самой длинной дорогой, чтобы хорошенько развеяться. Пока выходил из здания, мне встретились несколько симпатичных однокурсниц, но перед глазами все время всплывало Голубкино лицо. Я даже разозлился на себя из-за этого.
Я заслуженно пользовался репутацией парня, который по-свински обходится со всеми девицами старше шестнадцати лет, имеющими неосторожность прийти к нему домой для «личной беседы». Эту дурную славу я честно зарабатывал с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Ну а теперь я, похоже, вляпался в банальную историю: плохой мальчик полюбил хорошую девочку. Вот только Эбби не принцесса, она что-то скрывает. Что — я не знал, но, может быть, именно это нас и связывало.
Я подъехал к дому и слез с мотоцикла. На этот раз «харлей» не оправдал моих ожиданий: привести мысли в порядок не удалось. Всю дорогу я просто выдумывал всякую хренотень, пытаясь как-то обосновать свое дурацкое поведение с Эбби.
Находясь в отвратительном расположении духа, я хлопнул дверью и плюхнулся на диван. Куда-то запропастился пульт, и это разозлило меня еще больше. Вдруг разнесчастный кусок черного пластика шлепнулся рядом на подушку. Я ткнул им в телевизор.
— Какого черта ты утаскиваешь пульт к себе? — напустился я на Шепли, который только что вышел из своей комнаты и уселся в кресло.
— Не знаю, старик, такая привычка. У тебя проблема?
— Да, — проворчал я, выключая у телевизора звук. — И зовут ее Эбби Эбернати.
Шепли приподнял брови:
— И что же с ней не так?
— Она меня совсем достала. По-моему, пора трахнуть ее и покончить со всем этим.
Некоторое время Шеп смотрел на меня, как будто решая, что ответить. Наконец он сказал:
— Я, конечно, рад, что ты решил со мной посоветоваться… Но раньше ты не ставил меня в известность, если собирался просрать мою жизнь, переспав с подружкой моей девушки… Что-то тут не так… Признавайся: тебе не наплевать на Эбби!
— Не будь идиотом!
— Втюрился! — констатировал Шепли, не в силах сдерживать довольную ухмылку. — Стоило девчонке дольше двадцати четырех часов не позволять затащить себя в койку, и ты готов!
— Лора промариновала меня неделю.
— А с Эбби у тебя вообще ничего не выйдет.
— Она хочет, чтобы мы просто дружили. Хотя бы не шарахается от меня как от прокаженного. Думаю, это уже хорошо.
Мы помолчали, потом Шепли сказал:
— Ты боишься. — Он кивнул с видом человека, уверенного в собственной правоте.
— Чего? — усмехнулся я.
— Что она тебя оттолкнет. Ведь Бешеный Пес, в конце концов, тоже человек.
У меня запульсировала жилка под глазом.
— Шеп, ты же знаешь, как я ненавижу эту кликуху!
Он улыбнулся:
— Знаю. А еще ты ненавидишь то, что сейчас чувствуешь.
— Благодаря тебе я чувствую себя еще хуже.
— Ты влюбился, и тебе страшно. Что же дальше?
— Ничего. Просто я наконец-то встретил нормальную девчонку, но она для меня слишком хороша. И это бесит.
Шепли попытался подавить смешок. Мои мучения казались ему забавными. Когда ему все-таки удалось состряпать серьезное лицо, он сказал:
— А может, пускай она сама решает, слишком ли хороша для тебя или нет?
— Ты же сам сказал, что мне на нее не наплевать. Поэтому я принимаю это решение за нее.
Шепли встал, потянулся и босиком направился к холодильнику:
— Пиво будешь?
— Да. Давай выпьем за дружбу.
— Значит, ты не передумал с ней тусоваться? И на кой тебе это надо? Хочешь себя помучить?
Я задумался. Наши с Голубкой странные взаимоотношения действительно были для меня мучительны, но мне больше нравилось мучиться рядом с ней, чем на расстоянии.
— Не хочу, чтобы у Эбби все закончилось постелью. Со мной или с другим таким же кобелем.
— То есть ни с кем. Ну ты и сморозил, дружище!
— Заткнись и тащи сюда свое долбаное пиво.
Шепли пожал плечами. В отличие от Криса Дженкса, он умел вовремя замолчать.
Наверное, я принял странное решение, но мне от этого стало легче. На следующий день я зашел в столовую и без колебаний уселся на свободное место напротив Эбби. Мне с ней было спокойно и хорошо, и ей со мной, по-моему, тоже; раздражало только то, что за нашим общением, затаив дыхание, наблюдали десятки студентов и даже несколько преподавателей.
— Позанимаемся сегодня или как?
— Давай, — спокойно согласилась она.
В этих отношениях меня не устраивало только одно: чем больше времени я проводил с Эбби как с другом, тем сильнее в нее влюблялся. Тем крепче отпечатывались в моей памяти цвет и форма ее глаз, запахи ее лосьона и кожи. Еще я заметил, какой длины у нее ноги и какие тона преобладают в одежде. Теперь я даже знал, на которой неделе месяца не стоило слишком надоедать ей: это оказалось тогда же, когда и у Америки. Поэтому у нас с Шепли выходило не две, а три недели, когда мы оба могли дышать ровно.
Даже в наихудшем расположении духа Эбби не психовала, как многие другие девчонки. Правда, поначалу она, конечно, нервничала, когда ее спрашивали о наших отношениях. Но я позаботился о том, чтобы ее не доставали, и она успокоилась.
Со временем о нас стали меньше судачить. Мы с Эбби почти каждый вечер вместе обедали, а вечерами занимались. Иногда я возил ее поужинать. Один раз Шепли с Америкой пригласили нас в кино. Между мной и Голубкой не было никакой неловкости, и нам не приходило в голову выяснять, друзья мы или больше чем друзья. Не знаю, как бы я ответил на такой вопрос. Да, я решил не приставать к ней. Но это не мешало мне мечтать о том, как я разложу ее на своем диване. А однажды они с Америкой принялись толкаться и щекотать друг друга, и, глядя на них, я почему-то представил Эбби у себя в кровати.