После того как у неё на глазах убили мужа, Анисья уже никогда толком не оправилась. А в последние годы у бедной тётки совсем уже нехорошо стало с головой, всего боялась, от каждого шороха тряслась, всё ей казалось, что за ней придут. Надя чего только не делала — и к доктору её таскала, и отвары варила, всё бесполезно.

В один из таких плохих дней и наложила Анисья на себя руки, успокоилась, стало быть.

Так что теперь Надя вообще осталась одна как перст. Самые близкие ей на свете люди — это Вера и маленькая Наташа, которая сейчас уезжает.

К полудню всё наконец было готово к отъезду. Директор школы Алла Петровна Басина, крупная усатая женщина лет пятидесяти, нашла взглядом Веру, подошла к ней. Молодой учительнице поручили ответственное дело, отправку поселкового архива, так что к эвакуирующимся она присоединится позже, уже в городе.

— Ну, кажется, всё, Верочка, — озабоченно вздохнула директриса. — Значит, мы с вами договорились: как только с архивом закончите, сразу выезжайте. Может, с ним до бетонки доедете?

Вера на секунду задумалась. Предложение соблазнительное, тогда она увидится с Наташей очень скоро. Но архив переправляли в область по другой, начинавшейся после развилки дороге; получалось, что надо давать кругаля, и в Светозерск она тогда попадёт поздно, совсем ночью. Пока доберётся до Дома пионеров, где должны разместить детей, все уже, конечно, будут спать, придётся стучать, будить…

К тому же вообще неизвестно, как там в городе транспорт ночью ходит.

Лучше уж по утряночке, при свете, никого не беспокоя…

Один день всё равно ничего не меняет.

— Да нет, Алла Петровна, я уж как-нибудь сама, — решила Вера. — Чего я буду путаться, им всё равно в другую сторону.

— Ну хорошо, Семён Иваныч вас довезёт до шоссе, а там уж на попутках до города… В Доме пионеров завтра встретимся. Да, Семён Иваныч? — подчёркнуто официально обратилась директриса к седобородому дедуле, которого в Дарьино иначе как дядей Сеней или в крайнем случае дедом Семёном никто не называл.

— Доставим, — невесело отозвался тот.

Алла Петровна кивнула. Можно было уже отправляться, но она медлила. Ей хотелось произнести ещё что-то важное, внушительное, продлить напутствие.

— Только, Верочка, не задерживайтесь, пожалуйста. Фронт, говорят, быстро приближается… И главное, документы как следует спрячьте!..

— Да не волнуйтесь вы, ради бога, Алла Петровна, — грустно улыбнулась Вера. — Мне вон Надя поможет, — кивнула она на подругу. — Мы пока всё не погрузим, спать не ляжем. А завтра с утра выедем…

— Мы вдвоём всё быстро сделаем и вас догоним, — подхватила Надя. — Смотрите, какие облака висят! — вдруг воскликнула она.

— Как красиво!.. — в свою очередь поразилась Вера. — Будто никакой войны и нет!

— Красиво, это правда, — лаконично подтвердила Алла Петровна, поглядев на небо. — Только нам сейчас не до красоты. Ну, хорошо тогда. Дети, поехали! Садись в машину, Наташенька!

Но Наташа, всё время державшаяся вполне спокойно, даже весело, с интересом участвовавшая в погрузке, неожиданно крепко прилипла к матери.

— Мама, я не хочу без тебя! — заплакала она. — Я не хочу-у-уу!

У Веры тоже моментально повлажнели глаза.

— Я тебя завтра увижу, доченька! — ласково начала уговаривать она Наташу. — Только один день, и я вас сразу нагоню. И больше уже не расстанемся, будем вместе всё время…

— А вдруг ты не приедешь? — горько всхлипывала Наташа. — Так же, как папка?

— Приеду, приеду, — утешала её Вера, — не беспокойся. И тётя Надя со мной приедет. Будем втроём жить…

— По-честному? — всё не успокаивалась Наташа. — Скажи правду, по-честному?

Вера не отвечала, по лицу уже вовсю катились слёзы.

Надя почувствовала, что надо вмешаться. Вся эта сцена, за которой наблюдала куча народу, начинала становиться слишком тяжёлой. Она шагнула вперёд, отлепила Наташу от материнской юбки.

— По-честному, — сказала она ей. — Посмотри на меня. Вот так. Езжай спокойно, Наташенька, не волнуйся. Я за мамой прослежу.

Её слова, как ни странно, подействовали на девочку. Наташа перестала рыдать, только изредка шмыгала носом. Подруги поочерёдно расцеловали её.

Алла Петровна, прерывая затянувшееся прощание, решительно взяла девочку за руку.

— Пойдём, милая, пора! И так уже задержались, совсем поздно приедем!

Они забрались в кабину головного грузовика, капитан, руководивший погрузкой, вскочил на подножку, махнул рукой, и вся колонна тронулась. Капитан спрыгнул, сел в машину, она быстро обогнала колонну, запылила впереди.

Около школы остались только трое провожавших — Надя, Вера и дед Семён. Дед тяжело вздохнул, пробормотал себе под нос что-то совсем неслышное.

Надя оглянулась на него, но переспрашивать не стала, ни к чему.

Последний грузовик неторопливо исчезал за поворотом. Ещё какое-то время слышался шум удаляющегося мотора, потом и он затих.

Пыль рассеялась, вокруг теперь было тихо и пусто.

— Завтра, стало быть, когда поедем? — произнёс дед Семён уже громко. — Как рассветёт?

Вера безучастно кивнула, достала платок, вытерла мокрое лицо.

— Ну, стало быть, я в семь к сельсовету подъеду, лады? — снова спросил дед, но ответа опять не получил.

Подруги потерянно смотрели вслед исчезнувшим грузовикам.

— Ну, ладно, девчата, — покряхтев, сказал он. — Пойду я до дому. Стало быть, до завтреня.

— До завтра, дядя Сеня, — печальным эхом отозвалась Надя.

Дед Семён ушёл, слегка прихрамывая.

Вера по-прежнему стояла, всматривалась вдаль, будто ждала, что грузовики вот-вот вернутся.

— Пойдём, — мягко шепнула ей Надя, — дел ещё по горло.

— Ага, — безучастно сказала она, засунула в карман кофты мокрый платок.

Женщины повернулись и побрели прочь от опустевшей школы.

Надя неодобрительно косилась на подругу.

Та шла, крепко сжав губы, глядя прямо перед собой покрасневшими глазами. Веру, конечно, жалко, чего и говорить, но разве ж это несчастье — расстаться на несколько часов? Вот когда тебе не с кем встретиться ни через день, ни через год, ни через десять лет, тогда это настоящее горе.

— Не нервничай! Один день без тебя она переживёт, — утешительно сказала Надя. — Посмотри, какое небо необычное, в самом деле! Облака, видишь, перистые! Завтра будет либо дождь, либо сильный туман.

— Ага, — снова равнодушно отозвалась Вера, не поднимая головы. — Сколько лет сама учила немецкий, потом детей ему учила… — сказала она через паузу. — Разве я думала, что вдруг так возненавижу этот язык…