Вэл вздохнул с облегчением и потянулся к ее руке, чтобы дружески, ласково погладить ее.

– Я буду твоей любовницей.

Вэл застыл, чувствуя, как волосы зашевелились у него на голове от ужаса.

– О, нет, только не смотри на меня так. Вэл! Я ведь никогда не была достаточно порядочной. В конце концов, я всего лишь незаконная дочь неизвестно кого.

– Кейт! Послушай…

– Я понимаю, у меня нет абсолютно ничего, что мужчина может ожидать от своей любовницы, но я научусь… я постараюсь быть очаровательной и соблазнительной…

– Кейт, замолчи!

– Я постараюсь быть похожей на настоящую леди, буду носить элегантные платья. И даже если я когда-нибудь тебе надоем…

– Кейт! - Он в ярости схватил ее за плечи. - Как ты могла подумать, что я… Что хоть на одно мгновение я могу представить… Черт тебя возьми, девочка! Я не желаю больше никогда слышать ни о чем подобном!

Никогда еще он не разговаривал с ней так резко. Кейт сжалась, как от удара, и на него взглянули серые, полные боли и отчаяния глаза.

– И даже если я изменюсь, - сказала она тонким голосом обиженного ребенка, - ты не думаешь, что тогда мог бы полюбить меня… хоть немножко?

Любить ее? Вэл вдруг почувствовал себя так, словно она вырвала сердце из его груди.

– Кейт, - прошептал он вмиг охрипшим голосом - и дотронулся до ее руки. - Прости меня. Мне так жаль…

Она смотрела на него одно долгое мучительное мгновение, а затем отвернулась. Но она не была бы Кейт, если бы ударилась в слезы. Она только резко развернулась на каблуках и, выругавшись, ударила кулаком по стволу дерева с такой силой, что Вэл невольно вздрогнул и поморщился, как от боли. А Кейт прижала к себе ушибленную руку и тихо заплакала, отвернувшись.

Вэл не мог смягчить боль от разбитого сердца, но ушибленные пальцы - совсем другое дело. По крайней мере, как Сентледж, он на что-то еще годился. Вэл подошел к ней, взял за руку и приготовился сделать то, что делал для нее всегда, с тех самых пор, как она была ребенком. Он открыл свое сознание для силы, которой обладал, и направил ее на Кейт, пытаясь вобрать в себя ее боль.

Но как только Кейт поняла, что он собирается делать, она выдернула руку.

– О, нет, Вэл Сентледж! - прошептала она, задыхаясь, и, несмотря на то, что в глазах блестели слезы, гордо вскинула голову. - Это моя боль. Не твоя: Просто… просто оставь меня одну.

Она отвернулась от него и бросилась бежать, но не в направлении дома. Она бежала между деревьями по той предательской тропинке, что спускалась к морю, прямо по крутому обрыву.

– Кейт! Нет! - крикнул Вэл и бросился вслед за ней. Но смог сделать всего несколько шагов: колено не выдержало, и он упал бы, если бы не ухватился за толстую ветку дерева. Острая боль пронзила все тело, и Вэл сжал челюсти, пытаясь не обращать на нее внимания. Опираясь на трость, он вновь рванулся вперед, но только для того, чтобы удостовериться в тщетности своих усилий. Кейт уже давно исчезла в темноте среди деревьев. Она бегала легко и быстро, как молодой олень. Ему никогда не удавалось ее догнать со своей хромой ногой.

Вэл не помнил, когда еще испытывал такую ярость. Его буквально душила злость на себя за эту проклятую беспомощность. Ему отчаянно хотелось схватить трость и бить ею изо всех сил по стволам деревьев, по кустам, по отцветающим розам… крушить все на своем пути! И все же он смог справиться с этими темными силами, овладевшими на миг его душой. Все равно ничего нельзя изменить. Он не избавится от хромоты и не сможет спасти Кейт от самого себя.

Повернувшись, Вэл поковылял к дому, сжав зубы от боли. «С Кейт все будет в порядке, - убеждал он себя. - Даже в темноте она не ошибется. Она знает этот сад и эту тропинку, ведущую к скалам, лучше, чем любой из Сентледжей. С самого детства она бегала здесь, как горная козочка. А я сейчас же отправлю кого-нибудь вслед за ней, чтобы успокоить и утешить ее».

Эта мысль сама по себе уже была мучительной. Ведь это он всегда был ее самым верным утешителем! Она бежала к нему со всеми своими бедами - будь то ушибленный локоть или деревенские мальчишки, дразнившие ее найденышем. Он всегда находил для нее ласковое слово, или шутку, или просто забирал ее боль себе.

Но теперь Кейт больше не нуждается в нем. Уже ничего не будет, как прежде; после сегодняшнего вечера между ними никогда не будет простых дружеских отношений.

Вэл пытался убеждать себя, что она молода и обязательно перерастет то чувство, которое испытывает сейчас к нему. Всему виной ее страстная, пылкая натура, заставлявшая ее бросаться в жизнь, как в омут, с головой. Она не желала мириться с компромиссами, ей надо было получить все сразу. И в то же время в глубине души она была очень ранима. Он всегда боялся, что когда-нибудь какой-нибудь мужчина разобьет ее сердце.

Вот только Вэл никогда не думал, что этим мужчиной окажется он сам.

Был прилив; волны, увенчанные гребешками пены, неслись к берегу и разбивались о зубья прибрежных скал. Сверкающая лунная дорожка, разрезая волны, бежала от берега туда, где море, сливаясь с небом, превращалось в мятущуюся тень на горизонте.

Берег был погружен во тьму, мало кто отваживался появляться тут после захода солнца. Кейт медленно брела вдоль кромки воды, не замечая, как мелкая галька впитывается в ее тонкие кожаные башмачки. Ветер рвал полы ее плаща и развевал волосы, облепляя длинными прядями лицо.

Это было просто чудо, что она смогла спуститься в полной темноте по тропинке, вьющейся среди скал, и не сломать себе шею. Но Вэл всегда говорил, что здешние феи охраняют маленьких детей и дураков.

«А я и есть самая настоящая дура, - думала Кейт, яростно смахивая слезы с лица. - Потому, что только самая большая дура на свете могла вообразить, будто Вэл Сентледж может ее полюбить!»

То есть, разумеется, она нисколько не сомневалась, что он очень любит ее - Нежно, по-братски. Только это было совсем Не то, что она ждала от него.

Вот и сейчас он, конечно, очень расстроен, потому что она сбежала от него да еще отправилась сюда в полной темноте. Но, если не считать сильных, добрых рук Вэла, этот пустынный скалистый берег был единственным местом на свете, где она чувствовала себя действительно хорошо и уютно. Возможно, потому, что несмолкаемый рокот прибоя завораживал ее, совпадая с беспокойным ритмом ее собственного сердца. Море было таким огромным, безбрежным, вечным, что в сравнении с ним ее собственные беды и печали теряли значение, а если кто-нибудь заставал ее здесь плачущей, она всегда могла сослаться на морскую соль, попавшую в глаза.

А кроме того, Кейт навсегда полюбила море после того, как Вэл рассказал ей одну сказку. Он застал ее здесь в один из каких-то очень горьких моментов, и она шокировала его заявлением, что ее мать, по-видимому, была бессердечной авантюристкой, раз так вот запросто бросила своего ребенка. И что это объясняет ее собственный неугомонный характер, а также склонность ко лжи и воровству, которая так помогла ей выжить в раннем детстве в трущобах Лондона. Нет никакого сомнения, что у нее дурная кровь, которая должна же была откуда-то взяться.