Может, из-за возраста и не закосневшего сознания, а может, по причине отсутствия профессионального гонора он и меня принял нормально. С легкой долей настороженности, зато без желания смотреть свысока. И идею создания первого в России передвижного госпиталя со всем необходимым принял на «ура». Наверное, потом крупно пожалел. Инициатива в армии наказуема. Подставился — получай. Миних выправил разрешение баловаться экспериментами вволю, однако в корпусе Ласси и без малейшей финансовой помощи. Как хотите, так и выкручивайтесь.

С одной стороны — повышение, назначен генерал-штаб-доктором Донской армии, с другой — все придется начинать сначала и налаживать на пустом месте. В общем, как на это посмотреть: то ли повышение, то ли тонкий намек, чтобы не лез в будущем без приглашения. Вроде обиды не держит.

— Попробуем, — пробурчал доктор, щупая под богатую ругань бледного поручика Загряжского. Когда он сюда добрался, я и не заметил. — Да перестаньте, — поморщился Кондоиди. — Считайте, легко отделались…

Офицер под его пальцами взвыл от боли.

— …Три ребра сломано. К счастью, внутренних повреждений, похоже, нет. Тугая повязка, и через пару месяцев будет в лучшем виде.

— Так долго? — изумился Загряжский.

Очень ему охота в первые ряды, за подвигами. Я бы только радовался случаю отдохнуть.

— Не только операции, — сказал мне доктор, пропуская недовольное восклицание офицера мимо ушей, — но и во многих случаях наложение гипсовых повязок должно производиться при наличии анестезирующих средств.

Он, конечно, прав, но еще несколько лет назад ничего этого не имелось в принципе. Ни морфия с обезболиванием, ни эфира для той же цели, и уж совершенно точно — гипсовых бинтов. Уж в этом отношении я науку и медицину всерьез двинул вперед.

— Внутривенное эфирование еще в стадии разработки и крайне опасно. Собаки умирали при введении в бедренную артерию.

— Эй, — озабоченно осведомился Загряжский, — а мне чего всадили?

— Пока все в стадии проверки, и вдыхать — наиболее удачное решение. Но это не позволяет максимально точно рассчитать потребную дозу.

— Вы слышите меня?

— Помолчите, — потребовал нетерпеливо Кондоиди.

— Как это молчать? Я пока помирать не рвусь.

— Никто больше призрения не заслуживает, как болящий солдат, о покое и выгодах которых обязаны все чины вообще иметь радение, — охотно провозглашаю. — Штаб-медику важно не только часто, но и ежедневно оных посещать. А тем болящим и раненым положено помалкивать, что бы с ними ни творили.

— Издеваетесь! Я тебе припомню, Михаил! — крикнул Загряжский уже в спину.

— Наша профессия…

Это он и меня к ней причислил или такое обобщение про врачей?

— …требует постоянно искать все, чтобы восстановлению служить могло, без упущения времени делано, а вред, происходящий заблаговременно, предупрежден был.

— Если знание есть, то им надо либо пользоваться, либо передавать другим, — отвечаю честно. — Поступать иначе, значит, обесценивать его и пойти против божеских заповедей. Но существуют очень многие доктора, не утруждающие себя изучением ясных и простых инструкций. Уж не знаю, из каких соображений они считают свои идеи правильнее чужих, пренебрегая проверкой. Образование не всегда добавляет ума в голову.

На нас вынесло генерал-фельдмаршала Ласси, знакомящегося с последствиями нападения. Он выслушал подобающий доклад и отчетливо скривился. Добрая половина нашего отряда погибла или не способна в ближайшее время сражаться.

— Кто отвечал за караул?

— Капитан Фарен, — доложил один из свитских.

— И где он?

— Убит.

— Очень жаль, — желчно провозгласил Петр Петрович. — Я бы его повесил за случившееся. Проморгать у себя под носом противника! А, Ломоносов, — сказал внезапно, будто до того в упор меня не замечал, — это же вы хотели уменьшить количество повозок.

Я промолчал, суждение явно риторического толка.

— А ведь если бы не кинулись грабить, — он обвел широким жестом валяющиеся в грязи вещи, — мы бы все погибли. — И хрипло засмеялся, поддержанный неуверенными смешками стоящих рядом офицеров. — Но если бы ехали быстрее, могли и не встретить! Десять тысяч рублев имущества пропало! — вскричал тоном обиженного ребенка.

Между прочим, генерал-фельдмаршал получает восемь с лишним тысяч рублей в год жалованья. Министры не могут таким размером выплат похвастаться. Хотя, конечно, в высшей степени обидно. Я бы тоже злился.

— И ведь что наделали скоты. — Он пнул валяющуюся под ногами расшитую подушку. — Не столько унесли, сколько испортили добро.

Я так и не понял, какие выводы сделаны. По мне, обычный случай, и хорошо, что так закончилось. Дикое поле рядом, война. Нечего шляться с таким мелким подразделением генералам.

— Ну как? — спросил Гена, когда после быстрой ревизии запасов я дополз до старого места и плюхнулся на задницу.

Сухари и прочие продукты налетчиков не интересовали. Почти ничего не пострадало, за минусом заляпанного кровью повара ящика. Вот шелка, дорогое оружие и прочие табакерки с серебряными чашами они с удовольствием уволокли. Если казаки кого и догнали, возвращать имущество и не подумали. Самим пригодится. Такие здесь правила. Кто взял, тот и владелец.

— Знаешь, я даже не успел испугаться, — не переспрашивая, а прекрасно соображая, о чем он, отвечаю. — Сначала смотрел без понимания, а затем стало некогда. Крутись, пока башку не отрубили.

— Ну и хорошо. В кусты не кинулся, значит, будет из тебя толк. Тот, кто выживает после парочки первых боев и не празднует труса, становится настоящим бойцом, а не подставкой для мундира. С боевым крещением, Михаил!

Мимо кучки офицеров, пристально наблюдающих за происходящим, с бодрым топотом прошагала колонна, нагруженная всевозможным копательным, то есть шанцевым инструментом. Это на картинках и в инструкциях, да в столице солдаты все браво смотрятся в красивых мундирах. В полевых условиях быстро превращаются в стаю оборванцев.

И это не вспоминая о том, что сукно, из которого пошиты мундиры, окрашивалось в разное время и изначально было неодинакового цвета. Хотя в целом некое приблизительное единообразие наблюдалось. Однобортный кафтан до колен в пехоте и гарнизонной кавалерии темно-зеленый. У драгун синий воротник. Обшлаг красный у всех.

Направлялись они строить апроши. По ходу мне приходилось срочно разучивать военную терминологию и жаргон. Ни прошлая, ни нынешняя жизнь не подготовили нужного словарного запаса заранее. Эдакие зигзагообразные окопы с внешней насыпью, служащие для скрытного приближения к крепости и осадным батареям. Почему нужно употреблять именно французское слово вместо русского, особого секрета не составляло. Как и многое другое, заимствовано в Европе и попало в Россию посредством иностранных военных, принятых на службу.