А царствуют надо всем страх и рык…

Равнодушие центра привычно. Но страна у нас не круглая, она к эллипсу ближе. Вот такие фокусы.

Есть у меня знакомый, зовут – Принц. Он добрый, люди ходят к нему за словами. Выслушивает, вздыхает так, что бегемот позавидует.

– Почему всё несправедливо устроено, Принц?

– Принцип такой.

– А делать-то что?

– Как что? Спрыснуть.

Когда совсем невмочь, в ванную иду, душ горячий включаю до упора, шпарю кипятком грудь и ору «Дубинушку», и думаю, как «ухнуть», думаю…

У женщин глаз в два раза больше, чем у мужчин. У них еще колени. Древние доктора об этом знали, нынешние опасаются, что офтальмологам работы прибавится.

Аппендикс у людей в головах, а они в кишках совесть ищут.

Когда приспичило, обратился к отцу:

– Отец, помоги невесту сыскать.

– А чего искать, они за порогом. Одну Истиной зовут, другую Правдой.

– Отец, какую взять посоветуешь?

– Пойдешь с Истиной под венец, смысла жить не будет. Возьмешь Правду, сума сдвинешься. Выбирай, сынок, сам.

– Знаешь, отец, погожу.

– Ну, смотри, тебе виднее.

– И закончится всё чем?

– Лесом.

– Как это?

– А как уже было не раз. Будет последний вор сидеть на куче денег. Жрать захочется, выть начнет. Повоет, повоет, да и сдохнет.

– Значит, пропадут денежки зазря?

– Не пропадут. Осени разноцвет к лицу.

– Русские на какой овощ похожи?

– На огурцы соленые.

– А чем они на них смахивают?

– Гнётом. Стыд на нас двойной. За себя и за руководство наше.

Ближе голого – кожа.

Говорят, тридцать пятый второе дыхание дает…

У всего шанс:

У стола-локти.

У плеча-лампа.

У меня?

При коммунистах слыл второсортным, у этих не выше котируюсь. А на морду вроде как все.

А есть ли такая власть на свете, при которой будут за своего принимать?

Холодно что-то. Не думать теплее.

Ноябрь. Дома боками жмутся. Очеловечиваются, черти.

Властям людей не хватает, начали деревья валить. Сдались двуногие. Одноногие в бой идут.

А листья от слов вянут.

А сам я кто? Сон о себе? Неужели всё мое – у них?

Люди пообвыклись. Спрятаться бы им. Может, тогда что-то изменится?

– А шаги им зачем?

– Для шума.

Если женщину любишь и орешь об этом на каждом углу, пытаешь других, как смеют они не любить ее, – кто ты после этого?

Почему, почему они унижают и себя, и нас, и Бога? В любви посредников нет.

Давным-давно, так давно, что уже и слов об этом не сохранилось, обиделся Господь на людей за лень ума, за глупость. И наказал одноногостью со многими руками по бокам, без ярко выраженного места для голов. Часть от наказания увильнула: кто попрятался, кто прикинулся. Нынче двуногие одноногих деревьями зовут. А они нас за людей считают?

Правая рука – княгиня, книги пишет.

– Что случилось с тобой?

– Счастье ко мне явилось.

– Так бери его и радуйся.

– Не могу, стыдно.

Выхожу на работу – темно, возвращаюсь – опять темно. Отпуск по утрам светом кормит.

Проверяют нас, поваров, жестко. Помню, как-то вывезли на переподготовку, в номерах отдельных поселили. Шкафы с холодильниками от продуктов ломятся.

Утром хотел перед завтраком прогуляться, ан нет. То ли дверь неисправна, то ли еще что. Выпустили через сутки и, минуя завтрак, в зал лекционный погнали. Оказывается, всё это время снимали скрытой камерой. Тех, кто дрых, питался на скорую руку, по домам отправили без оплаты командировочных. Осталось нас человек шесть за то, что для себя, как для серьезных клиентов, добрые блюда ладили. Выдали по грамоте и отправили в Италию ума набираться.

Мы им класс показали. Они визжали от восторга и пальцы итальянские облизывали. Особенно понравился им суп из топора. Из их топоров и компота не сваришь.

В армии довелось служить авиамехаником. Любил я под самолетами стоять во время взлета и посадки. Нечеловеческая мощь возводила в такую степень восторга, что растворяла в воздухе до небытия, а затем тишиной возвращала к жизни. Мешало одно – самолеты в небе, а у меня туда входа нет.

Земле, как всякой женщине, тепла не хватает, на полюсах зябко.

Мы встречались несколько вечеров, и всё вычитали из себя и вычитали…

– Зачем мы этим занимаемся?

– Если после всего что-то в нас останется, мы этими остатками сможем без греха соприкасаться.

– А дальше, что дальше? Мы же всё из себя вычли?

Перепись населения – лишь количество. Качество в седине. Сравнение седины нынешней с предыдущей подскажет о качестве жизни.

Была бы воля, седина к подсчету готова.

Из нашей гармошки – и компьютер, и телефон сотовый. Монитор, правда, с лица другой. Но главное, воздух там наш!

– Деньги из России текут и текут.

– Деньги что? Ум утек. Палат уйма, а ума в них нет.

Вопрос-выстрел: «А есть ли смысл?»

На ответ-подвиг подготовленных нет.

Сексопатолог проговорился. Тайну производственную выдал. Правда, под шафе был бедолага.

«Обычной женщине приписывается коэффициент один, утех, кто имеет показатель меньше, сексапильность слабая».

– Постой, постой, доктор, откуда единицу взял, колись, явно не с потолка?