Доля секунды — и Каллен протянул подарочный футляр с серебристым диском внутри.

— Что это? — растерянно спросила я.

Эдвард молча забрал диск, вставил в плеер, пылившийся на прикроватной тумбочке, и нажал на воспроизведение.

Полилась музыка.

Я слушала с широко раскрытыми от изумления глазами. Эдвард явно ждал какой-то реакции, но язык не повиновался. Откуда ни возьмись, появились непрошеные слезы, их пришлось вытереть, пока не покатились по щекам.

— Рука болит? — с тревогой спросил Каллен.

— Нет, дело не в этом… Милый, музыка просто чудо, о лучшем подарке и мечтать нельзя. Даже не верится… — Я осеклась, вся обратившись в слух.

Это музыка Эдварда, композиции его собственного сочинения, а первой шла моя колыбельная.

— Ты ведь не позволила бы купить рояль, чтобы я мог играть прямо здесь?

— Конечно, нет!

— Как рука?

— В полном порядке!

На самом деле под повязкой будто пожар полыхал. Лед, мне срочно нужен лед! Ладонь Эдварда тоже подойдет, однако просить нельзя — сразу обо всем догадается.

— Сейчас принесу тайленол.

— Ничего не нужно, — возразила я, но Каллен пересадил меня на кровать и направился к двери.

— Чарли!.. — прошипела я.

Папа не подозревал, что мой бойфренд частенько остается ночевать. Узнай он об этом, у него инфаркт случится. Однако виноватой я себя не чувствовала: ничем предосудительным мы не занимались.

— Он меня не поймает, — пообещал Эдвард, без звучно исчез за дверью и… вернулся еще раньше, чем она коснулась рамы, держа чистый стакан и упаковку тайленола.

Таблетки я выпила, не сказав ни слова: что толку спорить, если наверняка проиграю? Тем более рука с каждой секундой беспокоила все сильнее.

В комнате до сих пор звучала колыбельная: звуки мягкие, спокойные, умиротворяющие.

— Уже поздно, — заявил Эдвард. Р-раз — он сгреб меня в охапку, два — приподнял одеяло, три — уложил на кровать и заботливо укрыл. Сам лег рядом, но поверх одеяла, чтобы я не замерзла, и обнял.

Положив голову на его плечо, я счастливо улыбнулась:

— Спасибо…

— Не за что!

Мы долго молчали, а колыбельная тем временем кончилась, и зазвучала любимая песня Эсми.

— О чем думаешь? — шепотом спросила я.

— Ну… взвешиваю все «за» и «против», — после секундного колебания ответил он.

По спине побежали мурашки.

— Помнишь, я попросила не игнорировать мой день рождения? — Надеюсь, отвлекающий маневр был не слишком явным.

— Да, — осторожно проговорил Эдвард.

— Так вот, поскольку праздник еще не закончился, хочу, чтобы ты снова меня поцеловал.

— Ты сегодня такая жадная!

— Ну, если не хочешь, не надо себя заставлять, — съязвила я.

Хохотнув, Каллен тяжело вздохнул.

— Не дай бог мне себя заставлять! — с непонятным отчаянием проговорил он и, обняв за шею, прильнул ко мне.

Поцелуй начался как всегда: Эдвард соблюдал осторожность, а мое сердце неслось бешеным галопом. Однако потом что-то изменилось: его губы стали требовательнее и настойчивее, а руки, зарывшись в мои волосы, не давали отстраниться. Я и не желала, и, хотя, играя с бронзовыми прядками, фактически перешла дозволенные границы, он впервые не сказал «стоп». Через тонкое одеяло тело Эдварда казалось очень холодным, но я к нему так и льнула.

Вдруг все резко закончилось: ласковые и сильные руки Каллена просто держали меня на расстоянии.

Я откинулась на подушки: голова кружилась, как после американских горок, и мучили обрывки каких-то воспоминаний…

— Прости… — Господи, да у него тоже дыхание сбилось! — Я не имел права…

— Разве кто возражает? — Я буквально умирала от желания.

— Белла, постарайся заснуть, — нахмурился Эдвард.

— Нет, хочу еще один поцелуй!

— Похоже, ты переоцениваешь мои волевые качества.

— Что соблазнительнее: мое тело или моя кровь?

— Пожалуй, одинаково. — Усмехнувшись, он мгновенно посерьезнел. — Слушай, может, перестанешь испытывать судьбу и попытаешься заснуть?

— Договорились, — кивнула я, покрепче к нему прижимаясь. Сил в самом деле почти не осталось. Во многих отношениях день получился трудным, но, как ни странно, облегчения я не испытывала. Казалось, завтра будет еще хуже. Конечно, глупо: что может быть хуже, чем сегодня? Наверное, так с некоторым опозданием проявляется шок.

Я украдкой коснулась рукой плеча Каллена, чтобы прохладная кожа успокоила пылающий под повязкой пожар. М-м-м, сразу полегчало.

Уже засыпая, я наконец сообразила, о чем напомнил поцелуй. Весной, когда пришлось разделиться, чтобы сбить со следа Джеймса, Эдвард поцеловал меня, не зная, увидит ли снова. Его губы казались горько-сладкими, как и сегодня… Но почему, где связь? Содрогаясь, будто в предвкушении кошмара, я провалилась в забытье.

Наутро я чувствовала себя просто ужасно. Естественно, не выспалась, рука пылала, голова раскалывалась. Еще хуже стало после того, как Эдвард, чмокнув меня в лоб, выскользнул в окно. Наверное, пока я спала, взвешивал свои «за» и «против»… От страха и волнения голова загудела еще сильнее.

Каллен, как всегда, ждал у школы. Лицо по-прежнему чужое, а глаза скрывали тайну, которую я не могла разгадать. Про вчерашнее говорить не хотелось, но вдруг, умолчав о своих тревогах, сделаю еще хуже?

Эдвард открыл дверцу пикапа:

— Как себя чувствуешь?

— Отлично, — соврала я и поморщилась: грохот захлопнувшейся дверцы безжалостно терзал уши.

Мы молча шли к школе: чтобы не обогнать меня, Каллену приходилось делать шаги в два раза короче обычных. Накопилась масса вопросов, однако большую часть придется задать позднее, потому что они предназначаются Элис. Как Джаспер вел себя утром? О чем они говорили после того, как Эдвард меня увез? Как держалась Розали? И самое главное: что показывают ее странные, порой обманчивые видения? Известно, почему брат погрузился в апатию? Есть ли причина у безотчетного страха, от которого мне никак не удается избавиться?

Казалось, утро никогда не кончится. Страшно хотелось увидеть Элис, хотя я понимала, что при Эдварде с ней поболтать не удастся. Он вел себя как чужой, лишь время от времени спрашивал, как рука.

На ленч подруга всегда приходила одной из первых: она ведь не такая копуша, как я! Но сегодня столик пустовал: ни Элис, ни подноса с едой, к которой она не притрагивалась.

Эдвард ее отсутствие никак не объяснил. Я решила было: ее класс задержали, однако тут увидела Коннера и Бена, у которых четвертым уроком тоже стоял французский.