Однажды вечером 1905 года он получил записку от своего старого знакомого сэра Уильяма Флиндерса Питри, в которой тот просил о помощи. В то время Питри зарисовывал иероглифы в одной гробнице в Саккаре и жил в лагере неподалеку от этого населенного пункта со своей женой и тремя юными ассистентками. 8 января там появилась группа французских туристов. После того как им сказали, что для посещения гробницы требуется купить билеты, туристы в грубой форме потребовали проводника и охрану. Дело усугублялось тем, что все они оказались пьяны. В конце концов, все, кроме трех человек, купили билеты. Однако у входа в гробницу, когда сопровождавший их служитель попросил предъявить билеты, те не стали дожидаться окончания проверки и силой вломились в гробницу, сломав при этом один из засовов. Обнаружив, что внутри нет свечей, и поэтому ничего не видно, подвыпившие «любители старины» бросились обратно, требуя назад свои денежки. Эти требования они подкрепили мерами физического воздействия на смотрителя — один из французов ударил охранника. Грозил разразиться грандиозный скандал.

Прочитав записку, Картер немедленно собрал охранников и вскоре прибыл на место происшествия. Обменявшись несколькими резкими репликами с возмутителями спокойствия, он приказал охранникам защитить археологов и место раскопок. В начавшейся свалке кому‑то из французов крепко досталось, и тот оказался на земле.

Конечно, нет никаких сомнений, что в данной ситуации действия Картера дипломатичными никак не назовешь, поэтому через некоторое время ему передали официальный протест от имени сэра Гастона Масперо. От всей души желая успокоить эту бурю в стакане воды, Масперо попросил Картера принести извинения, с тем чтобы все могли продолжать и далее работать без помех. В послании Масперо ясно читалось раздражение, однако можно было пойти ему навстречу и выполнить эту просьбу, поскольку дело не стоило выеденного яйца.

Однако Картер был убежден в том, что он прав, а виноваты во всем французы, поэтому пусть они и извиняются. К несчастью для него, в те времена именно французы официально руководили всеми археологическими раскопками в Египте — это был пережиток, сохранявшийся со времен египетского похода Наполеона Бонапарта. Масперо неплохо относился к своему бывшему ассистенту, однако понимал, что если Картер из‑за собственного упрямства откажется от сотрудничества, то им придется пожертвовать из политических соображений. В то же время Масперо высоко ценил работу, которую выполнял Картер, и не желал его терять. Более того, он говорил одному из своих коллег, что просто не представляет, как они будут без Картера справляться. Несколько раз Масперо лично просил его пересмотреть свою позицию, писал друзьям, чтобы те от его имени обратились к нему с той же просьбой, но Картер уперся. Ньюберри впоследствии сообщал: «Картер отказался их [извинения] принести, говоря, что лишь исполнил свой долг, и из‑за своего отказа вынужден был оставить свой пост».

В этой ситуации у Масперо не осталось другого выбора, и он с крайней неохотой вынужден был снять Картера с его поста. Любому было понятно, что для человека, который еще совсем недавно считался чужим в этом кругу, и чьи надежды на успех в обществе и финансовое благополучие были связаны только с его работой, подобное развитие событий должно было стать жесточайшим ударом. И если Картер сразу разозлился и возмутился тем, что случилось, то, несомненно, из‑за увольнения со службы это его возмущение должно было только укрепиться. Однако, вполне вероятно, что этот инцидент был вовсе не тем, чем казался, а Картер не стал извиняться, руководствуясь некими скрытыми мотивами. Дело выглядело так, будто Картер в этой ситуации, выражаясь современным языком, «работал по своей программе». Очень может быть, что ему требовалось под благовидным предлогом уйти из Службы древностей, чтобы заняться чем‑то более значительным, каким- то более дерзким проектом, чем‑то очень и очень тайным. И, судя по всему, Картер не сомневался, что, благодаря своим связям с семейством эль- Рассул, он сможет обеспечить себя и без того чахлого жалованья, которое выплачивала ему Служба древностей.

Оказалось, что пьяные французы, сами того не подозревая, дали ему возможность уйти с работы, сохранив репутацию человека с высокими моральными принципами. Масперо и другие коллеги Картера могли возмущаться его упрямством, но одновременно он сохранил их уважение. На самом деле, можно, пожалуй, даже утверждать, что он действовал честнее своих коллег, отказываясь извиняться за проступок, которого, по его глубокому убеждению, он не совершал. Ведь не будь этого инцидента, ему пришлось бы объяснять мотивы своего прошения об отставке, тут же начались бы расспросы, что он собирается делать дальше. Но все случилось так, как случилось, и теперь Масперо и остальные думали, что понимают мотивы Картера, хотя и не соглашались с ним.

Хотя перед Картером маячило совершенно неопределенное будущее, не возникало ни малейшего сомнения, что в Англию он не вернется. В действительности, он возвратился в Луксор, где, по словам Чарльза Бристеда, воспользовался гостеприимством начальника стражи, сыгравшего ключевую роль в поимке расхитителей гробниц из семейства эль — Рассул, которые к тому моменту уже были освобождены. В последующие четыре года Картер делал все возможное, чтобы заработать себе на жизнь. Он вспомнил свою первую любовь — живопись — и продавал свои произведения богатым туристам, останавливавшимся в отеле «Винтер» в Луксоре. Кроме того, он работал на Теодора Дэвиса в качестве внештатного рисовальщика и зарисовывал предметы, найденные в гробницах, где покоились жрецы Иуйя и Туйя. Но, в целом, это было для Картера тяжелое время.

Впрочем, в таком положении дел имелись и свои положительные моменты. Теперь у него появилось много времени, которое он мог коротать, просиживая в многочисленных кофейнях, заводя новые знакомства с местными жителями и укрепляя отношения с семейством эль — Рассул. Известно, что примерно в эту пору Картер начал заниматься операциями с различными древностями и античными произведениями искусства. Несомненно, что его деятельность сводилась к посредничеству между богатыми туристами и торговцами антиквариатом. Европейцы, приезжавшие в Египет, крайне неохотно покупали старинные безделушки, когда на ломаном английском их предлагали смуглолицые арабы или улыбающиеся мальчишки в туземных одеждах. Куда комфортнее гости из Европы ощущали себя, когда человек в костюме и при галстуке, да к тому же признанный эксперт в этих вопросах, говорил им, что они могут совершенно спокойно приобрести ту или иную вещь, не опасаясь подделки. Иными словами, Картера в ту пору можно было бы назвать «джентльменом от коммерции», который, действуя от имени многих иностранных покупателей, оставлял себе за посреднические услуги 15 процентов. Словом, связи, которые он завязал, когда занимал пост инспектора, начали приносить пользу.

Как‑то, в 1900 году, к Картеру подошли два местных жителя — Макариос и Андраос — и предложили ему сделку. Они недавно обнаружили гробницу, получившую порядковый номер KV34, и предлагали поделиться с Картером находками, если он уплатит все необходимые в таком случае пошлины и сборы. Еще будучи инспектором, Картер сам пробивал соглашение с властями, согласно которому на совершенно законных основаниях «в собственность нашедшего захоронение поступает половина всех обнаруженных предметов старины, либо половина их стоимости». Естественно, в такой ситуации у Картера не было никаких причин отказываться от предложения. Налоговое управление Луксора в ту пору возглавлял Ахмед Гиригар, который позже стал одним из самых преданных помощников Картера. И, очевидно, данное обстоятельство создало возможность того, чтобы в будущем с помощью «верных» туземцев совершить жульничество. А пока Картер наладил контакты с дельцами в Луксоре, на каждом углу заявляя всем и каждому, что у него имеется кое‑что на продажу. Из воспоминаний известно, что ни один из его покупателей ни разу не разочаровался в том, что ему предлагалось.