В 2009 году Виктория Талвар изучала развитие морально-этического поведения детей по всему миру. После поездки в Китай и Таиланд она по совету приятеля своего друга посетила несколько школ в Западной Африке, администрация которых была рада тому, что их ученики примут участие в ее исследованиях. В первой школе — назовем ее школа А — придерживались правил, хорошо известных всем, кто учился в общеобразовательных учреждениях Великобритании или Канады: за дисциплиной строго следят, но у этой строгости есть разумные пределы; в качестве наказания за проступок ученику объявляется выговор, или же его лишают каких-либо привилегий, или просто оставляют после уроков; телесные наказания не применяются ни в коем случае.

Когда Талвар посетила вторую школу, находящуюся неподалеку, она, к своему удивлению, столкнулась с совершенно противоположными методами. В этой школе — школе В — применяли драконовские меры по поддержанию дисциплины, неотступно следуя традициям, заложенным французскими колонизаторами еще в первой половине XX века. Детям приходилось подстраиваться под строгий поведенческий кодекс, в соответствии с которым за проступки назначались суровые, иногда даже жестокие наказания. В частности, неправильный ответ на уроке карался подзатыльником. Телесные наказания входили в обязанности одного из школьных служащих, которого Талвар про себя назвала «приставом». Он постоянно ходил из класса в класс, спрашивая учителей о поведении учеников. Дважды в день тех, чьи имена называл учитель, «пристав» выводил на школьный двор и на глазах у других детей колотил деревянной дубинкой. В ряду наказуемых деяний были несданная домашняя работа, забытый дома карандаш и — наиболее серьезный проступок — ложь. Учителя этой школы пренебрежительно отзывались о подходе к дисциплине в школе А, который они называли безнадежно слабым. Они искренне верили в то, что именно их методика благоприятно сказывается на воспитании честности в детях.

Важно отметить, что в школах, исповедующих разное отношение к дисциплине, учились дети из одной социальной среды. Иными словами, Талвар очутилась в почти идеальных условиях для изучения того, как различные моральные требования сказываются на склонности детей к обману.

Обе школы с радостью приняли ее; и каждая была в высшей степени уверена в моральной стойкости своих учеников.

Вместе со своим частым соавтором, Кангом Ли, Талвар начала работать с детьми в возрасте от трех до шести лет, учениками обеих школ. Она провела игру в подглядывание, используя как легкие для угадывания предметы, так и мягкие игрушки в комплекте с музыкальной открыткой. В своем номере в отеле она прослушивала записи, сделанные ею по ходу игры, и вскоре заметила кое-что поразительное. В отличие от всех детей, с которыми она когда-либо работала раньше, дети из школы В обманывали более последовательно и убедительно.

Заинтересованная, Талвар решила еще раз провести игру в подглядывание и на сей раз проанализировать каждую мелочь. Первой сногсшибательной новостью стало то, что дети из школы В очень долго не решались подсмотреть, что за игрушка лежит у них за спиной, когда она выходила из комнаты. Как правило, ребенок выжидает не более десяти секунд, и дети из школы А вели себя именно так. Но дети из школы В ждали гораздо дольше — почти целую минуту — и только потом нерешительно оборачивались. Возможно, их учителя могли бы гордиться таким результатом как доказательством действенности их метода, если бы не одно «но». Самым удивительным открытием Талвар стало то, что абсолютно все дети из школы В, независимо от возраста, прибегали к обману. Готовность, с которой они это делали, никак не связана с социальной средой, из которой они вышли, и это косвенно подтверждается тем, что дети из школы А показали результаты, идентичные результатам исследований в школах Северной Америки и Европы.

Маленькие дети, как правило, очень быстро сознаются в том, что подглядывали, или же придумывают настолько неправдоподобные отговорки, что их ничего не стоит раскусить. (Талвар рассказывала мне: «Когда я спрашиваю у трехлетнего ребенка, как он узнал о том, что у него за спиной лежит мячик, то обычный ответ: „Я его видел“».) Помимо хитрости, хорошая ложь нуждается в превосходной физической и эмоциональной организации. Ребенок должен контролировать свои эмоции и действия, чтобы не выдать себя глупой улыбкой, блеском глаз или дрожащим голосом. Как вы понимаете, эти навыки улучшаются с возрастом. Трехлетние малыши начинают путаться в своих рассказах и иногда даже смеются над собственными выдумками, в отличие от пятилетних детей, способных невозмутимо изложить более-менее правдоподобную историю (лживую, конечно).

Такая модель поведения прослеживалась у учеников из школы А, в то время как ученики школы В оказались на удивление талантливыми обманщиками. Все — и трехлетние, и шестилетние дети — с возмущением отрицали, что подглядывали, уверенно придерживаясь стройной линии доказательств. Более того, старшие дети поначалу выдавали неверный ответ, дабы создать ощущение того, что их догадка — результат сложных последовательных размышлений и отчасти интуитивен: «Сначала я подумал, что это напоминает мобильный телефон. Но я точно знаю, что в школе ими пользоваться строго запрещено. Поэтому это должно быть что-то другое… наверное, какое-нибудь животное…» Согласитесь — очень искусное представление. Без определенного уровня смекалки, креативного мышления и актерского мастерства обмануть так вряд ли возможно.

В начале девяностых Талвар под руководством Эндрю Вайтена училась в шотландском Университете Святого Эндрюса. Главное, что она поняла из работ своего учителя и его коллеги Ричарда Бёрна, — это то, что ложь является неизбежной частью общественной жизни и что дети считают обман лучшей стратегией, способной помочь им в адаптации к социальной среде. Бёрн и Вайтен, основываясь на своих наблюдениях, утверждали, что именно самые молодые или самые одинокие обезьяны чаще всего используют тактику обмана. Современный философ Сиселла Бок предположила, что дети привыкают врать ради защиты от множества не самых приятных факторов, играющих роль в жизни взрослых. «Слабый не может быть искренним», — говорит французский писатель и философ-моралист XVII века Франсуа де Ларошфуко. Постоянно напоминая о наказании за ложь, родители и учителя могут вынудить детей к активному сопротивлению, способному привести к различным непреднамеренным последствиям.

Дети из школы А хорошо понимали, что в их случае наилучшая тактика — почаще говорить правду и лишь изредка прибегать к обману. Они знали, что неправда может доставить им неприятности, но не очень значительные. А дети из школы В, напротив, выстраивали свое поведение в соответствии с тем, что Талвар описала как «карательную обстановку», в которой самозащита находится в приоритете. У них не было сомнений в том, что именно правда зачастую приводит к наказанию. Однако они не упускали из виду и то, что даже самая маленькая ложь может повлечь за собой болезненные меры. Поэтому они привыкли, даже в трехлетнем возрасте, делать ставку на обман, руководствуясь такой логикой: «Если лучше соврать, чем попасть в неприятную ситуацию, то обман надо сделать правдоподобным». К этому Талвар добавила: «Если у тебя неприятности из-за мелочей, то эти мелочи вполне могут привести и к более серьезным последствиям».