Сара реагирует на это смешанное сообщение так, как реагирует большинство своевольных детей, когда они подозревают, что их родители не имеют в виду то, что говорят. Она игнорирует слова и учится на опыте. Как интерпретирует Сара озвученные ее мамой правила, касающиеся рисования фломастерами на диване? Да, фломастерами можно пользоваться до тех пор, пока у нее хватит терпения мириться с раздражающими напоминаниями матери.

Как дети, подобные Саре, узнают, что правила, сформулированные нами устно, на самом деле являются правилами, которых мы придерживаемся? Часто они этого не знают, зато знают, как это выяснить. Они испытывают нас. Они просто делают то, что мы просили их не делать, и ждут, что из этого выйдет. Это – определение границ, или тот способ, который используют дети, проводя исследования. То, что что они узнают благодаря таким опытам, помогает им сделать выводы о наших правилах и ответить на некоторые очень важные исследовательские вопросы: Что на самом деле можно делать? Кто на самом деле главный? Как далеко я могу зайти? Что случится, если я зайду чересчур далеко?

Выводы, к которым приходят дети, часто отличаются от тех, которых ждут их родители. Почему? Потому что дети проводят свои исследования так же, как учатся – конкретно. Они основывают свои убеждения на том, что воспринимают, а не только на том, что им говорят.

Восьмилетний Брайан – типичный пример одного из многих обучающихся «трудным способом» детей, с которыми мне доводится встречаться в консультативной работе. Он умный и способный, но сопротивляется требованиям что-либо сделать, как дома, так и в классе. Он пришел в мой офис вместе с родителями.

– Брайан все доводит до крайности, – жаловался его отец. – Он бросает вызов и сопротивляется большинству наших требований и не успокаивается до тех пор, пока все не расстроятся окончательно.

У меня возникло подозрение, что мне придется иметь дело с весьма агрессивным исследователем.

Пока его отец говорил, я видел, что Брайан оценивает меня. Затем он принялся за меня непосредственно. В моем кабинете стоят шесть удобных мягких вращающихся кресел. Как вы думаете, что делают агрессивные исследователи вроде Брайана, когда приходят в кабинет с вращающимися креслами? Точно! Они их раскручивают, а иногда и лезут на них с ногами. Я встречаюсь более чем с сотней «вращателей кресел» каждый год!

Дети знают, что это нехорошо; я знаю, что это нехорошо; и их родители тоже это знают; но дети все равно крутятся на моих креслах. Они смотрят на своих родителей, потом на меня, потом раскручиваются и ждут, что будет дальше. Это испытание границ. Когда это происходит, я понимаю, что мне предстоит многое узнать о том, как в данной семье устанавливают границы. Я наблюдаю за ребенком, за родителями и за креслами в течение 10–15 минут – и получаю все необходимые мне данные о том, что происходит.

Родители Брайана отреагировали на то, что он крутится на кресле, так, как реагирует большинство родителей. Они одарили его неодобрительными взглядами, но не сказали ни слова. Брайан поймал взгляд, ненадолго остановился, потом, как только родители отвернулись, снова стал вращаться. Брайан и его отец с матерью разыгрывали свой «семейный танец» – тот же самый, через который они проходили десятки раз каждую неделю. Брайан знал все «па» этого «танца» наизусть!

Своим поведением Брайан задавал те же вопросы, которые он задает дома и в классе: Кто здесь главный? Насколько далеко я могу зайти? Что случится, если я зайду слишком далеко? Он проводил свое исследование и моего авторитета, и правил, которые действовали в моем кабинете. В промежутках между неодобрительными взглядами Брайан продолжал раскручивать кресло. Я наблюдал, ожидая, что же его родители будут делать дальше.

Через несколько минут отец Брайана сделал то, что делают некоторые родители, когда терпение у них истощается. Он протянул руку и остановил кресло. Мать Брайана отреагировала серией взглядов, полных упрека. Оба действия вызвали у Брайана одинаковую реакцию. Он принял к сведению их жесты, а как только они отвернулись, возобновил свое вращение.

Родители Брайана изо всех сил старались сказать: «Остановись!» – но Брайан понимал, что на самом деле никто не ждет и не требует, чтобы он это сделал. Данные, которые он собрал за годы общения, убедили его, что следование их правилам было «факультативным», а не обязательным. Все их слова и жесты были просто бессмысленными шажками в старом спектакле. Вращение продолжалось.

Прошло десять минут – а Брайан все еще не получил от родителей никакого ясного или твердого сигнала. Наконец, его рассерженная мать повернулась ко мне и сказала:

– Вот видите, видите – что он делает?! То же самое происходит дома и в классе!

В этот момент я вмешался и постарался дать несколько ясных ответов на исследовательские вопросы Брайана. Ровным голосом я произнес:

– Брайан, ты можешь сидеть на моем кресле, если будешь соблюдать два правила: не крутиться на нем и не залезать на него с ногами. Я уверен, что ты можешь этого не делать, если захочешь, но если решишь поступить наоборот – то будешь сидеть на оранжевом стуле до конца занятия.

Для «вращателей кресел» у меня в кабинете стоит старый пластиковый стул.

Как вы думаете, что сделал Брайан? Разумеется, то же, что делает большинство упрямых детей. Он испытал меня, но не сразу. Через несколько минут он совершил на кресле полный оборот и уставился на меня в ожидании реакции.

Своим поведением он говорил: «Я слышал, что ты сказал. А теперь посмотрим, что ты будешь делать». Таково агрессивное исследование. Он был занят сбором точной информации в процессе эксперимента, чтобы решить, действительно ли я имел в виду то, что сказал.

В таких ситуациях я всегда поступаю одинаково. Я вытащил старый пластиковый стул, поставил его около Брайана и остался стоять рядом.

– До конца занятия это – твой стул, – сказал я.

Никаких воплей или угроз. Никаких предупреждений или вторых шансов. Я просто выжидающе смотрел на него и ждал, пока он пересядет на оранжевый стул.

Брайан поступил так, как обычно поступают все упрямые дети, натыкаясь на твердую границу. Он сделал приемлемый выбор – но сделал его в неуважительной манере. Он закатил глаза, одарил меня взглядом, исполненным отвращения, и пробормотал под нос… не знаю, что – но явно не комплимент. Потом повиновался моему требованию. Он вознаградил меня правильным поведением, но сопроводил его неподобающим отношением – в попытке втянуть меня в борьбу за власть. Приманка была соблазнительна и умело подана, но я не клюнул!

Какой опыт извлек Брайан из этого? Я снабдил его достоверными данными, нужными для ответов на его исследовательские вопросы. Он понял, насколько долго может давить на меня и что случится, если он позволит себе лишнее. Он получил всю информацию, которая была ему необходима, чтобы сделать приемлемый выбор. К моменту окончания нашего сеанса он понял, что я говорю именно то, что думаю. Мои правила и ожидания были ясны. Когда мы прошли через эту стычку, настало время поговорить с его родителями о темпераменте и стиле обучения.