Подполковник потер виски:

– Какие уж сейчас мягкие вагоны, Екатерина Георгиевна. Полноте, у меня и так голова кругом без вашего таинственного «Союза креста и щита». Потом разберемся. Погостите пока, сделайте милость.

В дверь сунулась прилизанная голова:

– Святого отца привезли. Встретите?

– Иду, – подполковник кивнул Кате. – Извините, вынужден вас покинуть. Значит, договорились – погостите? Весьма рад. О вас позаботятся. Сейчас чай подадут. Потом, уж прошу прощения, приведут вас в порядок. Санитарно-гигиенические мероприятия, знаете ли, ничего не поделаешь. Сыпняк кругом, а вы с дороги.

Дверь хлопнула.

– Они що с нами делати собираются? – пролепетала Вита.

Катя, не отвечая, перескочила через диванчик, метнулась к окну. Во двор въезжала коляска, сопровождаемая парой верховых. В коляске восседал некто в рясе. В церковных званиях Катя не разбиралась, но, судя по высокому головному убору – не дьячок. Похоже, опознавать Прота приехали.

Открылась дверь.

– Немедленно отойдите от окна! – ужаснулся заглянувший поручик.

– Вы прикажите либо пыль убрать, либо окно открыть, – капризно сказала Катя. – Здесь дышать совершенно нечем. Что за газовая камера?

– Одну секунду, – поручик стянул с дивана чехол, чихнул и поспешно запихал чехол под стол. – Сейчас чай принесут. Вы не беспокойтесь, все образуется. Давно из Москвы?

– Господин поручик, – Катя улыбнулась. – Москва на месте. Но некоторые вопросы нам лучше не задавать. Или в контрразведке перерывы в допросах делать просто не принято?

– Я не из контрразведки, – с готовностью открестился поручик. – Я к комендатуре прикомандирован. После ранения. Здесь временно. После дергачевского прорыва жутко людей не хватает.

– Да что ж вы такой говорливый, поручик? – ужаснулась Катя. – Вы сейчас на нас служебные секреты вывалите, а потом за них же к стенке поставите. Нельзя же так.

Поручик заморгал и залился румянцем.

– Помилуйте, Екатерина Георгиевна, у нас женщин не расстреливают. Да и какие секреты? Все, что я сказал, в газетах имеется. И о дергачевском сражении, и о начале переговоров. Добровольческая армия лживой пропагандой не занимается. Я вам никаких тайн не выдаю.

– Вот и не выдавайте, – Катя мило улыбнулась. – Вы ради бога поторопите с чаем, мы от жажды погибаем. И к нам присоединяйтесь. Раз вы нас охраняете, совершенно незачем в дверях топтаться. Кстати, и газетные новости перескажете. Мы, честно говоря, давно газет не видели. Вас как зовут?

Поручика звали Виктор. Контрразведчиком он действительно не являлся, да и чай организовал с трудом, зато принес несколько газет. Благовоспитанно сидел напротив Кати, рассказывал последние новости. Очевидно, непосредственно у поручика никоих сомнений в благонадежности прибывших издалека девиц не имелось. Катя прихлебывала чуть теплый чай, проглядывала газеты и слушала куда более осведомленного офицера. Новости были весьма шокирующие. Кате, пусть и сугубо поверхностно знакомой с ситуацией июля 1919 года в «своей» временной ветви, было ясно что «вилка» получилась солидная.

После лихого взятия города добровольческие дивизии бодро двинулись на север. Красные откатывались почти без сопротивления. Обходным маневром с ходу был взят Белгород. Добрармия наступала вдоль железной дороги и была уже на подступах к Курску, когда внезапным ударом со стороны Волуйков тылы оказались рассечены. Взявшийся непонятно откуда кавалерийский корпус красных, поддерживаемый бронепоездами и стрелковыми дивизиями, перерезал коммуникации и едва не ворвался в город с северо-востока. От Курска белые успели перебросить ударные батальоны дроздовцев. На защиту города было стянуто все что можно. У железнодорожной станции Дергачи в яростном двухдневном сражении красные были остановлены и отброшены. Городок превратился в руины, пострадало множество мирных обывателей. Три стрелковые дивизии большевиков были уничтожены практически полностью. Но кавалерийский корпус красных вырвался из клещей, смяв левый фланг добровольцев, и ушел на Золочев. В газетах с помпой сообщили, что «последняя безнадежная попытка большевиков приостановить доблестное наступление Добровольческой армии окончилась полным провалом», но такая трактовка событий не совсем соответствовала истине. От дроздовцев, принявших первый удар, осталось лишь название полка. Белозерский полк не выдержал, побежал и был порублен бешеными красными конниками на поле у окраины Дергачей. Вступившие с марша в бой марковцы трижды атаковали уже окруженный и засевший на кирпичной фабрике батальон красных. Большевики дрались с небывалым упорством и полегли до последнего человека. Под красными пулеметами марковцы потеряли больше половины личного состава. Вообще, под Дергачами произошло нечто дикое и до сих пор невиданное. Город пылал, пленных почти не было. Зарвавшийся и отрезанный от своих бронепоезд «Красный богатырь» расстрелял все снаряды, под предлогом переговоров о сдаче подпустил к себе добровольцев и подорвался со всей командой. У моста через Лопань доблестные алексеевцы и номерной стрелковый полк красных дрались с такой яростью, что в ход пошли штыки, лопаты и приклады. По слухам, люди буквально грызли друг друга. Даже вдоволь навоевавшиеся за пять лет офицеры ужаснулись.

Говорили, что внезапный контрудар Советов возглавил лично Председатель СНК[14]Троцкий. Проклятый Бронштейн так опоил опиумом своего знаменитого красноречия Рачью-Собачью, что краснопузые лезли на пулеметы как помешанные.

Возникла оперативная пауза. Продолжать наступление в направлении Курск – Орел у ВСЮР не было возможности. У красных так же не хватало сил перейти в решительное контрнаступление. Растрепанные части замерли на местах, пытаясь привести себя в порядок. Лишь одичавший кавалерийский корпус красных наскоком взял Богодухов и прочно оседлал железнодорожную ветку Сумы – Конотоп. В этот миг полной неопределенности хитроумный Троцкий передал личное послание Главнокомандующему Вооруженными силами Юга России и, что уж совершенно невообразимо, пожелал прибыть на переговоры собственной персоной.

– Что-то поверить трудно, – пробормотала Катя, двигая по полированному столику подстаканник с опустевшим стаканом.

– Совершенно с вами согласен, – с готовностью отозвался общительный поручик. – Какова наглость, а? Антон Иванович во всеуслышание заявил, что речь может идти лишь о полной капитуляции Советов. В ином случае переговоры будут немедленно прекращены. Не заболтают-с. Господа офицеры уже спорят, куда будут высланы большевички. Имеются варианты с Австралией и Китаем. Лично я настаиваю на Африке. К гориллам их, в саванны! Пусть с носорогами Коминтерны учреждают. Но Бронштейн-то, Бронштейн каков! Лично я такого нахальства от этого жида не ожидал. Лично явиться в штаб противника, каково, а? После всего, что сотворено этим чудовищем, вы только представьте себе?!

– Думаете, раз еврей, так только писаться в подштанники может? – вдруг влезла до сих пор молчавшая как рыба Витка.