Судя по оценивающему взгляду, Густав был достаточно догадливым. Но, дабы успокоить его, я сразу добавил, что, к сожалению, в связи с отсутствием не только городов, сел, деревень, не говоря уж о прочих владениях, но и славных ратных побед, мне пока что предлагать царевне свою руку и сердце не имеет смысла.

Так, оценивающий взгляд слегка потеплел, подозрительность исчезла, хотя настороженность осталась. Придется добавить. И я рассказал про дополнительные обстоятельства, которые тоже заставляют меня не только хранить гробовое молчание, но даже и не помышлять ни о чем таком.

Мол, я поклялся доставить царевну живой и здоровой к ее брату, а свое слово привык держать. Кроме того, в качестве довеска я упомянул и об особом отношении к царевне нашего государя. Нет-нет, он тоже хранит обещание, данное им ясновельможной пани Марине Мнишек, и Густав может не опасаться каких-либо поползновений с его стороны. Но, всячески заботясь о Ксении Борисовне, он взял под особый контроль выбор ее будущего мужа, и я от имени ее брата Федора Борисовича даже дал Дмитрию Иоанновичу слово, что царевна выйдет замуж лишь после того, как получит разрешение на брак от государя.

– Значит, я идти к царю, – решительно произнес Густав.

– Бесполезно, – махнул рукой я и намекнул: – У него голова сейчас только Эстляндией занята, так что ни о чем другом он и думать не желает. – И уставился на принца, в надежде что хоть теперь он вспомнит о моем предложении.

Однако увы.

Дошло до него только через пару часов, и он, не став дожидаться утра, попытался вломиться в мою светелку, затеяв громкую перепалку с бдительными караульными, дежурившими подле двери. Пришлось вмешаться, впустить его и до рассвета выслушивать «блистательный мысль» о том, как покорить сердце царевны.

Вначале я немного испытал его на прочность, уточнив, не слишком ли скоропалительно он поведал мне о своем решении, которое уж больно разнится с точкой зрения, высказанной не далее как два дня назад.

– Я есть наследник престола, – пояснил он. – Однако я все понимать и готов отказать от свой прав на него, но взамен… Если даже младший сын моего дяди Иоанна, кой меньше прав на престол, чем я, стать герцог Эстрегётландский, то мое право взамен отказа на корона требовать Эстляндия неоспоримо. А если он мне отказать, то… – И угрожающе засопел.

– И ты твердо это решил? – на всякий случай продолжал я допытываться. – Не передумаешь?

– Я – принц. – Он замялся, припоминая, и наконец выдал очередной виртуозный шедевр русского фольклора в шведской аранжировке: – Слово не воробей, поймают – не вылетишь.

Правда, он хотел вначале сделать предложение Ксении, а уж потом заняться сочинением гневного письма своему дядюшке Карлу IX[17], потребовав у него часть отцовского наследства в виде Эстляндии, но я отсоветовал, пояснив, что неизвестно, как и что получится с походом, а на Руси не принято делить шкуру неубитого медведя.

Вот когда он войдет в захваченный Ревель, сядет на трон и примется повелевать приобретенными подданными, можно будет и предложить Годуновой свою руку, сердце, а заодно и эликсир. Но до того ни-ни.

Однако Густав сразу же заверил меня, что не сомневается в успехе, и заявил, что, странствуя по европейским странам, многое повидал, и к тому же занятия алхимией… Не зря же его называют новым Парацельсом, и в грядущем походе он намерен в полной мере доказать истинность своего прозвища.

– Ты, – палец устремился на меня, – идти со мной, и я показывать тебе то, с чем победить даже глупец…

Заинтригованный, я быстро оделся и поспешил следом за Густавом, который, жаждая немедля похвалиться своими изобретениями, не шел, а бежал в свою лабораторию, перескакивая на лестнице через ступеньку, будто мальчишка.

Едва мы пришли, как принц полез в какой-то хитро устроенный в стене тайничок, откуда достал нечто продолговатое и достаточно тяжелое, горделиво протянув мне извлеченную штуковину. Я взял ее в руки и принялся разглядывать.

Раскрытая мне Густавом тайна и впрямь вызывала восхищение. Дело в том, что он изобрел самую что ни на есть гранату, которая была практически готова к употреблению, разве что отсутствовало кольцо. Отверстие, куда должен ввинчиваться запал, имелось, но вместо запала из этой дырки свисала небольшая веревочка, второй конец которой уходил внутрь яйца, а само отверстие было аккуратно залеплено воском.

– Она есть пропитана особой смесью, состоящей из… – вновь начал было пояснять он, тыча пальцем в веревочку, но я перебил его:

– Ты гений!

Принц ухмыльнулся, самодовольно кивнул, принимая мою похвалу как должное, после чего заявил:

– Я видеть такой раньше во Франция, но их хлипкий безделушка ничто в сравнение с моим монстром[18]. К тому же я ввел много новшеств. Гляди. – Он бережно провел пальцем по веревочке и самодовольно пояснил: – У них фитиль фуй, потом гореть, сейчас погас, а мой…

Из дальнейшего рассказа Густава выяснилось, что, оказывается, он давно подметил неустойчивое горение фитиля, которое не позволяло предугадать время до взрыва. К тому же зачастую фитиль гас при ударе о землю. Вдобавок из-за отсутствия точных расчетов солдат противника имел возможность отбежать на безопасное расстояние или даже успеть отшвырнуть гранату обратно. Зато теперь…

Вначале принц изобрел смесь селитры с порохом, которой пропитал фитиль. Поскольку однородная смесь горела с одинаковой скоростью, можно было почти точно рассчитать момент броска. Затем, когда Густав понял, что веревка слишком подвержена сырости, он после некоторых размышлений внес дополнительную защиту из специально пропитанной клеем оплетки…

Словом, если быть кратким, то он изобрел бикфордов шнур, и я тут же назвал его гением вдвойне, а он, довольно заулыбавшись, заметил:

– А ты думать, я просто так пугать царь Борис зажечь Москва? Хо! Но ты не говори гоп, коли рожа крива, ибо это еще не все. Я придумать такое же и с ядро пушка. Ныне его калить докрасна, так?

– Так, – подтвердил я.

– А зачем? Прок с того пустяк, грош выеденный не стоит. Загорится дом или нет – неведомо, к тому ж в него надо еще попасть. А ежели его сделать так же пусто и засыпать в ядро порох, то…

– Ты втройне гений! – не дослушав, с еще большим восторгом произнес я.

Еще бы, разрывной снаряд – это вам не шухры-мухры, как говаривала давным-давно, четыреста лет назад, точнее, вперед, одна моя знакомая.

– Я думать и еще, – предупредил меня принц. – Я мыслить одолеть всадник. Мой королевство мало конь, и я думать, яко помочь пеший ратник…