Они двигались по стрелкам, указанным на карте из планшета. Алексей мало понимал в обозначениях, поэтому карту в основном читал политрук, долго и терпеливо объясняя каждую мелочь.

Часам к десяти рота осталась одна. Вокруг больше не урчали двигатели грузовиков, не плелись лошадиные повозки, да и солдатских шинелей, кроме своих собственных, было не видно. Только молочный нетронутый снег, насколько хватало глаз, да линия леса на горизонте.

По сравнению с ночной стужей десятиградусный мороз только бодрил. Алексей еще с вечера надел овчинный тулуп и нисколько не замерз, впервые ночуя на снегу. Однако истинную ценность командирской одежды он понял утром, когда обнаружил, что бойцы роты облачены кто в шинель, кто в телогрейку. Овчинные тулупы оказались только у командиров взводов и политрука. Старшина почему-то ходил в простом ватнике, хотя Алексей был уверен, что шуба ему тоже полагается. В общем, в овчинном тулупе Калинин почувствовал себя увереннее, в соответствии с должностью командира роты.

Около одиннадцати утра рота вышла на окраину деревни Потерянная.

— Всё правильно, как и указано на карте, — сказал Зайнулов.

— А разве на карте может быть что-то не так? — спросил Калинин.

— Бывает частенько.

Потерянная с виду казалась почти заброшенной деревней. Около десятка старых почерневших изб образовывали единственную улицу. Бойцов встречали старухи в ветхих, заштопанных тулупах, голова каждой укутана в шерстяной платок так, что вместо лица виднелся только кончик носа.

— Нужно сделать привал, — подсказал Зайнулов. Налетел порыв ветра, и где-то одиноко ударил колокол. — Возможно, нас покормят… Хотя, глядя на этих старух, полагаю, что кормить придется их.

— Здравствуйте, — обратился Калинин к ближайшей местной жительнице и замолчал, уставившись на нее.

Бывший студент исторического факультета неожиданно обнаружил, что платок старушки завязан совершенно необычно. Алексей еще не сталкивался с подобным ни в одной из деревень, где ему приходилось бывать. Концы платка завязывались не на шее, а на макушке. Эта занятная этнографическая особенность нарушила ход мыслей Алексея.

— Здравствуй, сынок. Куда путь держите?

— Здорово, мать! — вклинился старшина. — Можно мы у вас в избах передохнем?

— Очень невежливо, что он ей не ответил, — прошептал Калинин политруку.

— А ты бы добросовестно рассказал, куда мы направляемся? — спросил Зайнулов. — Семен Владимирович правильно поступил, он перевел разговор на другую тему. Учись.

— Да мы не против, — отвечала старуха старшине. — Только покормить вас нечем.

— Ничего, мать, у нас свои продукты еще не закончились, — ответил Семен Владимирович.

— Слышьте, сынки, — сказала вдруг старуха, подавшись к ним. — Не через Полыновскую балку идете?

Алексей уже собрался открыть планшет с картой, но старшина опять вклинился:

— А в чем дело-то?

— Немец прошел в ту сторону. Много немца. — Семен Владимирович сразу посерьезнел.

— Насколько много? Как нас?

— Даже больше. И лошадей много, и оружия всякого. Они южнее прошли, мимо деревни, но мы всё видели.

— Глазастые же вы!

Алексей открыл карту. Тонкая линия со стрелкой на конце, показывающая путь роты, пересекала луга под названием Полыновские. Снова от порыва ветра где-то ударил колокол. Политрук оторвался от карты и едва заметно кивнул старшине. Тот закусил губу и стал глядеть на заснеженную равнину, начинающуюся за избами. Пока он думал, пока Зайнулов с озабоченным видом вытирал лоб, Алексей вновь обратил внимание на платок старушки.

Край платка покрывал сложный вышитый узор. Когда-то яркий и алый, он теперь выцвел от времени. На повязанном платке разобрать орнамент было сложно, но Калинин был уверен, что этот узор в некотором роде удивительный и непохожий на узоры в других русских деревнях.

— Рота! Разойдись! — скомандовал старшина и обратился старухе: — Мать, примите ребят.

Старуха кивнула и отошла к другим жительницам деревни, которые сгрудились возле крайней избы. Строй солдат рассыпался. Калинин, Зайнулов и старшина остались одни.

— Немца тут никак быть не должно, — сказал старшина. — И уж тем более нам нельзя двигаться вслед за ним.

— Вы хотите сказать, что мы не станем выполнять приказ? — ужаснулся Калинин.

— У нас нет оперативных данных! Нахождение немцев в этом районе означает вероятный прорыв, о котором мы не знаем. Мы можем напороться на целую дивизию, когда отправимся к Черноскальной высоте.

— Но мы должны выполнять приказ! Приказ командования!

— Мы тоже командование. Надо учитывать оперативную обстановку, а не тупо следовать приказам.

— Приказ нельзя обсуждать! — не унимался Калинин.

— Семен, — вступил в спор Зайнулов. — Лейтенант прав. Есть приказ, его требуется выполнить. Не обратно же нам идти? Дальше будем вести себя осторожнее. Пошлем вперед разведчиков.

— Не нравится мне всё это, — произнес старшина и быстро отошел. Алексей посмотрел на политрука.

— Это плохо, что немцы прошли в том же направлении? — спросил он.

— Естественно, ничего хорошего в этом нет. Мы не знаем их цель. Они могут помешать нам выполнить основную задачу. Кстати, давно хотел спросить. Почему мы должны занять эту высоту? Почему в таком отрыве от остальных войск? Если мы займем ее, как долго придется удерживать?

Калинин растерялся. Если честно, он не задумывался над этими вопросами.

— Я не знаю, — признался лейтенант.

— Комбат не сказал?

— Нет.

— И вы не спросили?

— Я просто не думал об этом.

— А следовало бы.

И политрук ушел вслед за старшиной. Алексей остался посреди дороги, почесывая лоб и прокручивая в голове фразы из разговора со старшиной и политруком.

Красноармейцы разбредались по домам, чтобы последний раз понежиться в тепле, пообедать и продолжить путь по заснеженным дорогам. В задумчивости Алексей посмотрел на ближнюю к нему избу.

— Ух ты! — пробормотал он, забыв обо всём. Изба вроде ничем не отличалась от тысяч других, разбросанных по средней полосе России. Рубленый дом с покатой крышей, три окна на фасаде в обрамлении сложных узоров. Ничего особенного. Но глаз Алексея тотчас уловил маленькие странности.

Обычный деревенский дом до нашего времени сохранил в себе языческую заклинательную символику, с помощью которой жильцы издревле надеялись обеспечить сытость и тепло, безопасность и здоровье, защиту от злых духов. Эта символика отражала единый образ мироздания. Искусно выпиленные доски на фасаде, закрывающие фронтоны и углы, изображали небеса и ход солнца. С крыши спускались деревянные «полотенца», на которых было изображено светило. В центре обычно ставили громовой знак — круг, разделенный на сектора — символ Рода или Перуна, оберегающий дом от попадания молнии. Щипец крыши всегда украшал конек.