были на высоте от трех тысяч метров. Зимой в горах воздух сильно разрежен, вертолет в связи с этим мог элементарно рухнуть. Еще большую опасность представляли бешеные ветры, которые меняли направление после преодоления перевала, и легко разбивали вертушки о скалы. Но Джума на карте уверенно показал маршрут, по которому мы сможем, как он нас заверил, безопасно добраться до его сородичей. Они, кстати или некстати, не были ни хозарийцами, ни пуштунами, и всегда состояли в оппозиции и к тем и другим и при шахе, и при Амине, и при Бабраке Кармале. Пять селений веками успешно сдерживали попытки покорить их. На народность они «не тянули» по численности, а племенем называть их было бы обидно.

Джума сообщил, что три года не имел возможности побывать дома и очень скучает по жене и трем своим детям. Поэтому, когда мы приземлились у указанного кишлака, он выскочил из вертолета и бегом помчался к одному из домов. Навстречу ему вышла женщина и трое детишек, по виду от 5 до 8 лет. Еще один годовалый малыш был у нее на руках.

Мы оставались у машины и подшучивали, стараясь угадать, сколько времени у «секретного агента» уйдет на выполнение задания, а сколько останется на долгожданное общение с женой.

Джума затратил на триста метров не более минуты. Учитывая высоту и вес его экипировки это, наверное, был рекорд. Он присел и, разом обхватив малышей руками, прижал к себе. Жена не подвинулась ему на встречу ни на метр. Джума наконец отпустил ребятишек, подошел к ней, забрал малыша и передал старшему сыну. Затем резко ударил жену в живот. Она согнулась. Теперь уже ногой он нанес ей удар в голову. Она упала, а Джума продолжил ее пинать.

Один из нас хотел было двинуться на помощь женщине, но самый старший (позывной «Батя», ему было 42 года), наш советский таджик резко его остановил:

— Нельзя!

— Но он же убьет ее! Он же зверь!

— Разуй глаза и включи голову. Его не было три года, а малышу год с небольшим. Жена его опозорила, и он вправе ее убить.

— Так мы что? Будем стоять и смотреть, как убивают женщину, мать четверых детей?

Джума поволок тело к дому и скрылся за дувалом, взмахом руки приказав детям идти за ним.

— Жену в этих местах купить трудно и очень дорого. — Задумчиво продолжил Батя, — Да он и сам понимает, что тоже виноват. Нельзя оставлять женщину беззащитной. Поэтому не убьет. Но может объявить, что выгнал ее, как жену, и теперь она станет просто домработницей по уходу за его детьми.

Через два с половиной часа Джума в сопровождении ребятишек вышел из ворот своего дома. Сзади него шла жена с малышом на руках. Не доходя до вертолета метров тридцать, он обнял каждого из детей. Потом подошел к жене и поцеловал малыша, а затем и, неслыханное для мусульман дело, свою жену. При посторонних мужчинах! Потом достал пистолет и две запасные обоймы и отдал старшему сыну.

Мы облегченно вздохнули. Однако прямо на Джуму не смотрели, делая вид, что интересуемся окрестностями. Про задание никто не спрашивал, но он сам заявил, что американцев у Саида Джеграна не было. От них приходили посланцы, предлагали помощь вооружением и продовольствием за активизацию боевых действий, чтобы перекрыть автодорогу Кабул — Кандагар. Саид Джегран ответил, что сначала хочет «пощупать» эту помощь. А после ухода гостей сказал, что американцы ни за что не рискнут направить самолеты в Урузган, а другого способа доставить вооружение нет.

Примерно через час мы высадились у своего БТР, а Джума улетел в сторону Газни.

Батя, предупреждая попытки пошутить, сказал:

— Джума, прилюдно поцеловав жену, показал, что он ее любит, а малыш его ребенок. Это было сделано не для нас, а для жителей кишлака. Вот так-то. Это вам не Отелло! Это настоящий мужчина и настоящий боец! А семья теперь будет под охраной старшего сына.

Надежда, Наденька, Надюша

Жила-поживала деревня. Долго жила, хорошо. Потом жителей стало много. Решили они построить большой завод. Благо места хватало, молодежи умной-образованной, да не ленивой избыток образовался. Естественно, раз завод, то деревню надо было в город преобразовывать или, на первое время в рабочий поселок. Строительство началось великое: и завода, и дорог, и жилья многоэтажного.

На беду, в это же время начальство на самом верху тоже переустройство великое всей страны организовало. А раз на «самом верху» что-то затеяли, то внизу все разом и остановилось. Да оно и понятно, что если «вверху» кутерьма, то для корней-основы ни времени, ни ума не нашлось.

И стала наша уже не деревня, но еще и не город, испытывать беды и горести незаслуженные. Молодежь все чаще уезжала счастье свое искать, кто в большие города, а кто и в заморские страны. Народ деревенско-городской заскучал, затосковал, помрачнел.

Да и то правда, в соседние деревни мелюзгу-детвору хотя бы на каникулы привозили. В огороде безгэмэошными овощами побаловаться, в саду — яблочко, не опрысканное всякими пестицидами-гербицидами, пожевать, на речке в воде без хлора и другой всякой химии побултыхаться-позагорать. В общем, пожить хоть пару месяцев по-человечески. Как деды-прадеды жили.

А еще не город, но уже не деревню и этого разнообразия лишили. Плохо быть ни то ни се. Вот и жители свои характеры поменяли, да не в лучшую сторону. Ругаться стали чаще, порою и горевали. Даже с соседями свары устраивали. Улыбающееся лицо на улице встретить — событие. Но обсуждаемое — чего зубы скалить, когда пора их на полку складывать?

Но был, был и в этом тускнеющем царстве луч света — женщина молодая с замечательным именем Надежда, Наденька, Надюша. Поговорит с людьми, у них морщины разглаживаются, в глазах доброта появляется, разговоры без единой злобинки продолжаются. Все ее привечали, в гости зазывали, сами спешили радостью какой-либо поделиться.

Все-то все, да не все и не всегда. Нет рая на земле, да и люди — не ангелы.

Заметили, как-то раз, что Наденька потухшая совсем от тетки Лапиной вышла, с головой опущенной и глазами мокрыми. А у Лапиных муж-хозяин спину сорвал, лежит и почти не шевелится. Дети от них давно уехали, ей за ним ухаживать сил нету.

Прояснилось все, когда тетка Лапина рассказала, как дело было. Поговорила она с Надеждой, пожаловалась на беспросветность. А та ее утешила. Мол, радоваться надо, что мужик садиться способен на кровати, сам кушает, нос себе вытереть может.

Удивились такому рассказу