Он взял домкрат и инструменты, убрал коробку с аптечкой и манометр в карман рубашки, а фонарик в задний карман джинсов. Потом все по очереди пожали ему руку.

— Adonde van?[15]— спросил Билли.

Мексиканец передернул плечами. Сказал, что они едут в Сандерсон, штат Техас. Обернувшись, бросил взгляд на темные возвышенности на востоке. Парни помоложе стояли вокруг.

— Hay trabajo alla?[16]

Мексиканец снова пожал плечами. В стране vaquero[17]чужие трудности никого не заботят, так что — к чему слова. Они опять пожали друг другу руки, и мексиканцы забрались в кузов; поскрежетав стартером, грузовик кашлянул, завелся и медленно выполз на дорогу. Молодые парни и мужчины постарше встали в кузове и прощально замахали руками. За возвышением кабины они были отчетливо видны на жженом кобальте неба. Лампочка единственного стоп-сигнала плохо контачила, мигала, словно передавая что-то морзянкой, пока грузовик не исчез за поворотом шоссе.

Билли уложил домкрат и инструменты в кузов пикапа, отворил дверцу и тычком в бок разбудил Троя:

— Поехали, ковбой.

Трой вскинулся, оглядел пустую дорогу. Обернулся назад:

— Куда они делись?

— Уже уехали.

— А который теперь час, как думаешь?

— Понятия не имею.

— Ну ты уже закончил свою миссию? Самаритянин хренов.

— Закончил.

Потянувшись вправо, Билли открыл дверцу бардачка, положил туда аптечку, манометр и фонарик, закрыл, захлопнул дверцу кабины и завел мотор.

— А куда они ехали? — спросил Трой.

— В Сандерсон.

— В Сандерсон?

— Ага.

— А откуда?

— Без понятия. Они не сказали.

— Бьюсь об заклад, что едут они вовсе не в Сандерсон, — сказал Трой.

— А куда, по-твоему, они едут?

— Да хрен-то их знает.

— А зачем кому-то врать, будто он едет в Сандерсон, штат Техас?

— Откуда я знаю.

Едут дальше. На повороте, когда справа от дороги шел крутой обрыв, Билли вдруг увидел белую вспышку, и тут же что-то тяжело бахнуло по машине. Руль дернулся, грузовик занесло, взвизгнули шины. Когда остановились, обнаружили, что машина наполовину съехала с дороги в кювет.

— Что за чертовщина, — сказал Трой. — Этого еще не хватало.

На водительской половине лобового стекла, распластавшись, лежала огромная сова. От удара трехслойное стекло глубоко вмялось, раскинутые крылья накрывали сетку трещин — концентрических и радиальных, будто это бабочка, попавшаяся в паутину.

Билли выключил двигатель. Сидят смотрят. У совы задергалась лапа, конвульсивно сжалась и медленно расслабилась, потом сова чуть повернула голову, будто пытаясь разглядеть их получше, и испустила дух.

Трой открыл дверцу, вышел. Билли сидел, глядел на сову. Потом выключил фары и тоже вышел из машины.

Сова была мягкой и пушистой. Ее голова обвисла и болталась. На ощупь мягкая и теплая, внутри оперения птица была как бескостная. Он снял ее со стекла, отнес к изгороди, подвесил к проволоке и вернулся. Сел в грузовик и включил фары, чтобы понять, сможет ли он с таким лобовым стеклом вести машину, или придется его полностью вынимать. Прозрачное место оставалось только в правом нижнем углу, и он решил, что, если выйдет этак сгорбиться и скособочиться, можно попробовать. Трой отошел по дороге чуть дальше отлить.

Билли завел машину и задним ходом выехал на шоссе. Трой подошел ближе, сел в придорожный бурьян. Билли подъехал к нему, опустил стекло бокового окошка, выглянул:

— Ты чего это? Что с тобой?

— Ничего, — отозвался Трой.

— Ехать готов?

— Ага.

Он встал, обошел спереди грузовик, взобрался в кабину. Билли смотрел удивленно:

— Ты в порядке?

— Ага. Я в порядке.

— Это же всего лишь сова.

— Знаю. Дело не в этом.

— Тогда в чем же?

Трой не ответил.

Билли перевел рукоять переключения передач в положение «первая» и отпустил сцепление. Видно было вполне нормально. Перегнувшись, он мог смотреть в пассажирскую половину стекла.

— Что с тобой? — не унимался он. — В чем проблема?

Трой, отвернувшись, смотрел в боковое окно на проносящуюся тьму:

— Да во всем. Одна сплошная проблема. Черт! Не обращай на меня внимания. Не надо мне было виски пить.

Въехали в Ван-Хорн и остановились: пора было заправиться и выпить кофе; к этому времени родные для Троя места, где он жил в детстве, где была могила его брата и куда он подумывал когда-нибудь вернуться, остались позади. Времени было два ночи.

— Представляю, что скажет Мэк, когда увидит грузовик.

Билли кивнул:

— С утра, может, успеем заехать в город, починимся.

— И во сколько, ты думаешь, это обойдется?

— Не знаю.

— Хочешь, войду в долю?

— Не откажусь.

— Хорошо.

— С тобой правда все в порядке?

— Да. Все нормально. Меня тут просто кое-какие думы одолели.

— А-а.

— Но ведь с них — толку-то.

— Да уж.

Сидят пьют кофе. Трой вытряхнул из пачки сигарету, прикурил, выложил сигареты и зажигалку «Зиппо» на стол.

— Слушай, а все-таки за каким хреном ты там остановился?

— Остановился, да и все тут.

— Ты ж говорил, не мог не остановиться.

— Угу.

— А почему? Что-то связанное с религией?

— Нет. Религия — не моя тема. Просто был такой день, худший день в моей жизни… Мне тогда было семнадцать, мы с напарником, который был моим родным братом, уносили ноги, его ранили, а тут вдруг грузовик, полный мексиканцев — точь-в-точь таких же, как эти, — появился прямо будто из ниоткуда, и они сняли наши задницы с огня. Я тогда даже усомнился, сможет ли их старая колымага удрать от всадника, но ничего, удрали. Им не было никакой нужды останавливаться, помогать нам. Но они остановились. Я даже думаю, им бы и в голову не пришло этого не сделать. Вот и все.

Трой посидел молча, глядя в окно.

— Да, — наконец сказал он. — Вполне себе веская причина.