Но знак не появился ни через неделю, ни через две, ни через три. И даже спустя месяц его не было. Сперва Кащеев терялся в догадках, а потом рискнул и наведался к офису «Гуманитарного фонда». Вывеска была на прежнем месте, и самого Симпли – живого и здорового – Кащеев тоже увидел. Это означало, что никаких форс-мажоров не случилось и «материалы» благополучно переданы «руководству».

Кащеев был близок к отчаянию. Конечно, времена, когда за любым перебежчиком из СССР ЦРУ в любую точку земного шара немедленно посылало персональный самолет, давно прошли. Однако же Кащеев был далеко не «любым». В прошлом он являлся не просто полковником Федеральной службы безопасности, а сотрудником Управления собственной безопасности ФСБ, то есть святая святых главной спецслужбы России.

Единственным объяснением было то, что в Штатах вот-вот должны были состояться президентские выборы. А поскольку нынешнему президенту это кресло уже не светило, то и руководство спецслужб не делало резких движений, предпочитая дождаться, когда в Белом доме появится новый хозяин.

Кащеев был близок к отчаянию, но, несмотря на это, каждый день продолжал наведываться к столбу, служившему «почтовым ящиком». И три дня назад вдруг увидел на нем метку…

Моня встретил Логинова в своем огромном модерновом кабинете, но в шортах и майке. За пару прошедших месяцев он слегка поправился, и теперь на его щеках играл подростковый румянец. Но лицо было хмурым. Кивнув своему телохранителю Шварцу, чтобы тот прикрыл за Виктором дверь, Моня прошлепал босыми ногами навстречу гостю и протянул руку.

– Здорово! Проходи… Только давай в темпе, а то у меня времени совсем нету.

Логинов прошел к кожаному дивану, стоящему под боковой стенкой, и сел. Моня, подогнув под себя правую ногу, плюхнулся рядом.

– Ну? – кивнул он.

Логинов провел рукой по лицу и вздохнул:

– Кащеев жив, Моня…

– Что?! – буквально катапультировался с дивана Моня. Наклонив к Логинову лицо, он спросил: – Прикалываешься, что ли, Витек?

– Нет, Моня, – снова вздохнул Логинов. – Я сегодня сам спускался в эту штольню.

– И что?

– Он выбрался и на этот раз. Там была ржавая решетка, он ее сбил вниз, а сам за остатки зацепился. Скорее всего отделался переломами. Но закрытыми, потому что следов крови я не обнаружил.

Моня несколько секунд смотрел на Логинова неподвижно, потом сглотнул и глухо спросил:

– Слышь, так, может, его трупешник… это, просто сожрали крысы? Я там пару штук видел!

– Да труп-то они сожрать могли. И даже кожаную куртку с брюками. А вот дыхательный аппарат, Моня, навряд ли.

Моня несколько секунд помолчал, потом, не меняя позы, рявкнул:

– Шварц! Шварц!

За дверью затопали ноги. Орангутангоподобный Монин телохранитель просунулся в дверь.

– Чего?

Моня оглянулся через плечо.

– Звони охране! Пусть удвоят… нет, утроят посты! И никого не впускают без моего личного разрешения! Вообще никого! Понял?

– Понял! – вытащил телефон Шварц. – А чего случилось?

– Потом расскажу! Давай звони быстро! Все, вали!

Шварц, приложив телефон к уху, попятился в коридор и снова прикрыл дверь. Логинов вытащил сигареты.

– Можно?

Моня перевел взгляд на пачку и после паузы вдруг протянул руку:

– Дай и мне! – Прикурив, Моня сходил к столу за пепельницей и, поставив ее между собой и Логиновым, присел на диван. – Блин, Витек! Этот Кащей что, заговоренный?

– Есть немного, – кивнул Логинов. – Но на этот раз дело не в нем.

– А в ком?

– В тебе, Моня.

– Блин, а я-то тут при чем?

– А какой идиот поломал мне в Балаклаве весь план? Не ты? Если бы не Мурзик, Кащеев нас бы всех там гробанул! По твоей милости!

– После всего я еще и крайний! – стряхнул Моня пепел мимо пепельницы. – Да я тебе, блин, этого Кащея еще год назад в собачьем наморднике в Алуште приволок! Что, не так?

– Ладно, Моня, предлагаю закрыть вечер воспоминаний или, по крайней мере, перенести его на более благоприятное время. А то, пока мы тут будем выяснять, кто упустил Кащеева, он нас может взорвать к чертовой матери… Кстати, у тебя в последнее время не было никаких таких посетителей?..

Как и было условлено, Кащеев перезвонил Симпли из таксофона. Симпли был явно взволнован. Он сообщил, что должен немедленно «кое-что» передать. Это «кое-что» оказалось компактным спутниковым телефоном с запасной батареей.

Через полчаса после того, как Кащеев забрал его в тайнике неподалеку от железобетонного столба, ему перезвонил некто, представившийся Петром и говоривший по-русски практически без акцента, но несколько медленнее, чем это делают люди, думающие по-русски.

Телефонный собеседник без долгих предисловий сообщил Кащееву, что в ближайшие дни будет проведена операция по его экстренной «эвакуации». И вот Кащеев находился на борту американского военного корабля. Он чувствовал себя вроде плюшевого медведя, которого впопыхах выбросили на мусорку и забыли, но потом вдруг спохватились, отыскали и окружили заботой.

Однако в голове Кащеева, в отличие от плюшевых медведей, были далеко не опилки. И он, скобля свои щеки станком, все отчетливее понимал, что здесь что-то не так. Слезливые рождественские сюжеты хороши для телефильмов, в жестоком же мире спецслужб действуют совсем другие законы. И эйфория Кащеева вдруг сменилась напряженным ожиданием…

Моня на секунду замер с округлившимися глазами, потом вдруг резко оглянулся:

– С утра мастер по спутниковому тюнер менял!

В тот же миг Моня вскочил с дивана и ломанулся к двери кабинета. Распахнув ее со звуком пистолетного выстрела, он пулей вылетел в коридор.

– Что?! – донесся оттуда вскрик Шварца.

– Ложись!!! – рявкнул Моня и с грохотом спикировал на пол.

– О господи! – покачал головой Логинов и перевернул опрокинувшуюся на диване пепельницу.

– Витек! – донеслось из коридора. – А ты чего?!

– Да я-то ничего, Моня, – стряхнув с сигареты пепел, повернул голову к двери Логинов. – И ты тоже кончай дурковать. Иди, договорим…

– А если это был Кащей и в тюнере бомба?

– Если бы Кащеев побывал у тебя в доме, Моня, то мы бы с тобой уже не разговаривали.

– А если это был его человек?

– Если бы это был его человек, Моня, то бомба бы уже взорвалась! Так что не страдай там фигней. Слышишь?

– Да слышу-слышу! – нервно проговорил Моня, появляясь в дверях. Подойдя к дивану, он цапнул из пачки еще одну сигарету и сказал: – Вот видишь, Витек, до чего я с тобой, блин, дошел?