Подождем, что они запоют, когда услышат о сумме выкупа.

Эта мысль невольно заставила его улыбнуться. Естественно, Данны с их мировой славой и всесильные Голдберги как миленькие заплатят требуемое. Разумеется, его выбор пал на эти семьи не из-за их прыщавых выродков, а из-за власти и богатства.

Сонеджи зажег свечку, извлеченную из бокового кармана пиджака, и, с наслаждением вдохнув запах воска, прошел в маленькую ванную рядом с кухонькой. Ему припомнилась старая песенка группы «Братья Чемберс»: «Уже настало время — время всех удивить. Уже настало время — легенду сотворить». А ведь это о нем!

В эти суровые декабрьские деньки в ванной, как и во всем доме, стоял неимоверный холод. Даже в маленьком помещении изо рта вырывались клубы пара. К счастью, в дом все-таки проведена вода — правда, ледяная, колодезная. Ну да ничего. Сонеджи зажег еще несколько свечей и приступил к делу. Это займет не менее получаса.

Для начала он стянул с головы парик-лысину, купленный года три назад в театральном магазинчике. Тогда он как раз посмотрел «Призрак оперы» — этот бродвейский мюзикл привел его в восторг. Он настолько соответствовал его собственной истории, что даже сделалось страшно. Сонеджи разыскал роман и прочитал его сначала на французском, потом на английском языке.

— Итак, что у нас тут? — спросил он свое отражение в зеркале, избавляясь от парика и грима. Обнажилась голова с копной белокурых кудрявых волос. — Итак, мистер Сонеджи? Мистер Чипс? Ты ли это, старина?

А что, совсем недурен, и впереди — блестящие перспективы. Ты сейчас на коне, старина, в отличие от Мистера Чипса. И мистера Сонеджи.

Подошел черед густых усов, без которых невозможно представить учителя Гэри Сонеджи с тех самых пор, когда он впервые явился в Вашингтонскую частную школу на собеседование.

Теперь дело за контактными линзами: мгновение — и зеленые глаза превратились в карие.

Поднеся мерцающую свечу к тусклому треснутому зеркалу, Сонеджи протер один его угол рукавом:

— Посмотри на себя, старина, — вот портрет настоящего гения в натуральную величину!

Навсегда исчез занудный добродетельный педагог частной школы. Ушел в небытие Мистер Чипс. А какой, однако, фарс был разыгран! Какой дерзкий план был выношен и как классно осуществлен! Жаль, что никто никогда ни о чем не узнает. Да и некому рассказать…

В полдвенадцатого ночи Гэри Сонеджи вышел из загородного домика, в точности следуя своему графику, и побрел к гаражу в северной части фермы. Там находился тайник, где он много лет назад спрятал украденные пять тысяч долларов. Все это тоже входило в план — в гениальный детализированный план.

Далее он прогулялся в сарай — проверить, как чувствуют себя дети. Спят себе и не жалуются. Отлично.

«Сааб» тронулся с места. Включив ближний свет, Сонеджи ехал по направлению к шоссе и только там включил более мощные фары. Нынче ночью еще предстоит работенка. Спектакль продолжается.

Неслабо!

Агент ФБР Роджер Грэхем жил неподалеку от парка Манассас, на полпути между Вашингтоном и разведшколой в Квантико. Это был высокий, ладно скроенный мужчина, с короткими светло-русыми волосами. Не одно похищение довелось ему расследовать, но такого запутанного еще не попадалось.

В час ночи Грэхем возвращался к себе — у него был домик в колониальном стиле на тихой улочке, с шестью спальнями, тремя ванными и большим садом на два акра. Денек выдался не из легких, агент едва держался на ногах. Он часто спрашивал себя, не выйти ли в отставку, чтобы приняться за новую книгу. Тогда он смог бы ближе сойтись со своими тремя детьми, пока они еще не покинули родное гнездо.

Улицы в Манассас уже давно обезлюдели, стояла темень, лишь уютно горели фонари на верандах. В зеркале своего «форда» Грэхем заметил фары. Какой-то автомобиль остановился у его крыльца, оттуда вышел человек и замахал блокнотом, выкрикнув:

— Агент Грэхем! Я Мартин Бауэр из «Нью-Йорк таймс»!

«Тебя не хватало, скотина», — успел подумать усталый агент. Чертов проныра, не поленился нарядиться среди ночи в розовую рубашку и красный галстук. В глазах Грэхема среди этих шумливых субъектов из всевозможных «Таймс» и «Пост» не было ни одного стоящего репортера.

— Очень жаль, мистер Бауэр, но вы проделали этот путь только для того, чтобы услышать:

«Без комментариев», — вежливо сообщил Грэхем. — К сожалению, не имею права разглашать служебную информацию. По правде говоря, пока ничего и нет. Сожалею.

Разумеется, никакого сожаления к энергичному журналисту он не испытывал, но кто ж захочет нажить себе врага в «Нью-Йорк таймс», среди этих борзописцев с их ядовитыми языками?

— Агент, послушайте, только один вопрос! Я понимаю, что вы имеете право не отвечать, но это важно для меня лично! Только за этим я решился вас побеспокоить в такое время!

— Ну хорошо, что за вопрос? — заперев свой автомобиль, Грэхем подбросил ключи в воздух и ловко поймал их.

— У вас все такие же тупые придурки? Вот мой вопрос, Грэхем-Шмехем! — Журналист оказался рядом с агентом, при свете фонарей сверкнуло лезвие ножа, который дважды чиркнул по горлу Роджера Грэхема. Незаметным движением журналист отбросил его назад к машине и ловко перерезал сонную артерию. Обливаясь кровью, Грэхем упал на дорогу, не успев даже подумать о возможности убежать, увернуться или хотя бы прочитать молитву.

— Хотел стать героем дня, Роджер, да у тебя кишка тонка. Нет у тебя никаких шансов прославиться, малыш. Ноль, ноль шансов, — бормотал Сонеджи. — Мне нужны серьезные противники, а не слабаки вроде тебя.

Он сунул в нагрудный карман агента какую-то карточку и презрительно пнул труп ногой.

— Думаешь, болван, к тебе и вправду в час ночи прикатит репортер из «Нью-Йорк таймс»? Как же, размечтался, козел поганый.

Сонеджи спокойно ехал по шоссе. Убийство агента Грэхема было для него рядовым незначительным событием. За свою жизнь он лишил жизни около двухсот человек и давно успел к этому привыкнуть. В этом деле, как и во всяком другом, довольно быстро набиваешь руку. Так что это убийство — не последнее. Он его совершил просто для того, чтобы растяпы из ФБР запрыгали и выпустили на сцену кого-нибудь порасторопнее. Ему нужен достойный противник, а иначе какой интерес? Только так это дело станет достойным похищения Линдберга-младшего.

В ту ночь я извелся кошмарными снами, вновь переживая увиденное в школе. Снова и снова стояли передо мной грустные глазенки Мустафы Сандерса, моля о помощи, о защите… Проснувшись, я первым делом удостоверился, что с моими детьми все в порядке. По утрам я частенько находил их у себя в постели — одна из любимых шуточек, которые они проделывают с «папаней». Вот опять спят, свернувшись клубочками на старом стеганом одеяле, которое я так и не убрал с позапрошлой ночи. Дивная картина — два спящих ангелочка и заезженный старый мерин.