Итак, Мегабиз порицал как монархию, так и республику. Он выступал за олигархию.

– Сейчас нас уже семеро, – говорил он. – Давайте выберем из ведущих придворных сановников и военачальников небольшую группу деятелей, отличающихся талантами и добродетелями, сформируем компетентный орган, наделенный верховной властью. Такой план избежал бы недостатков обоих систем, поскольку, если кто-либо из представителей властного органа склонялся бы к злоупотреблению властью, другие представители, число которых было бы достаточно велико, поправили бы его. С другой стороны, этих представителей было бы не так уж много, чтобы лишить совет благоразумия и осмотрительности, а также способности осуществлять свои решения энергично и эффективно.

Когда Мегабиз закончил речь, свое мнение выразил Дарий. Он сказал, что доводы тех, кто только что высказался, вполне убедительны, но ораторы оценили не совсем объективно обсуждавшиеся системы, поскольку сравнивали хорошую администрацию одной системы управления с плохой администрацией другой системы. Он допускал, что каждый человек уязвим для злоупотреблений, но, сравнивая деятельность хороших администраций всех форм правления, преимущество, по его мнению, должно быть отдано монархии. Контроль, осуществляемый единым разумом и волей, отличается большей концентрацией и эффективностью, чем все возможные комбинации в других системах управления. В этом случае выработка планов останется более скрытной и продуманной, а их выполнение более быстрым и творческим. Там, где власть рассредоточена по многим рукам, всякое энергичное осуществление планов парализуется разладом, враждой и распрями жадных и завистливых соперников. Это соперничество, как правило, ведет к преобладанию кого-то более энергичного и удачливого, чем остальные. Таким образом, аристократия и демократия ведут в конечном счете по-своему к деспотизму, демонстрируя то обстоятельство, что существуют естественные причины, требующие подчинения народа воле одного человека.

Помимо этого, сказал Дарий в заключение, персы привыкли к монархии, и попытка внедрения новой системы правления может обернуться весьма опасным экспериментом, чреватым ломкой устоявшихся привычек и обычаев людей.

Дискуссия продолжалась. В итоге оказалось, что четверо участников совета из семерых согласились с доводами Дария в поддержку монархии. Таким образом, в решении вопроса возобладало мнение большинства. Отан заявил, что не будет чинить никаких препятствий любым мерам по реализации принятого решения, но себя он не станет считать подданным монархии, которую установят. «Я не желаю, – прибавил он, – ни управлять другими, ни подчиняться управлению кого-либо. Если хотите, создавайте империю, назначайте ее правителя любым способом, который сочтете нужным, но он не должен считать меня своим подданным. Лично я, моя семья и вассалы должны быть абсолютно свободными от его контроля».

Эта инициатива была весьма неразумной, если Отан действительно желал расстаться с обществом, подданным которого отказался стать, поскольку, оставаясь в нем, он, естественно, пользовался его защитой и должен был, следовательно, нести часть общего бремени и соблюдать его законы. Несмотря на это, заговорщики приняли предложение Отана, и он удалился.

Оставшиеся шесть участников совещания продолжили обсуждать меры по восстановлению монархии. Сначала они договорились, что следующим царем будет один из них и что, на кого бы ни пал выбор, остальные пятеро, признав его власть, должны пользоваться особыми привилегиями и почетом при дворе. Они должны во все времена иметь свободный доступ во дворцы и к царю, среди их дочерей царь должен был выбирать себе жен. После того как были оговорены эти и некоторые другие вопросы, решение о том, кто из шестерых станет царем, было отложено на ближайшее будущее. План, который они приняли вместе с сопутствующими его выполнению обстоятельствами, представляет собой самое необычное из всех странных соглашений древности. Геродот мрачно повествует о нем как о горькой правде. Насколько можно доверять этому повествованию, читатель должен судить после знакомства с сутью дела.

Участники совещания договорились, что следующим утром они встретятся верхом на конях в определенном месте за стенами города и что царем станет тот, чей конь заржет первым. Этот смехотворный ритуал должен был состояться во время восхода солнца.

Договорившись, все разъехались по домам. Дарий приказал своему конюху по имени Обас приготовить ему коня до восхода солнца, рассказав ему попутно об условии избрания нового царя. «Если принято такое условие, – сказал Обас, – то вам, господин, не следует беспокоиться, я без труда устрою так, что выбор падет на вас». Дарий выразил большое желание, чтобы все случилось так, как говорит конюх, если это возможно. Затем они расстались.

Способ, придуманный Обасом, заключался в том, что накануне вечером он привел коня Дария на место предстоящей встречи в компании с кобылицей, приглянувшейся коню. В этот вечер между животными возникла сильная привязанность друг к другу, а место выгула запечатлелось в их памяти. Обас рассчитывал, что когда конь придет утром на это место, то вспомнит о недавнем свидании с подругой и заржет. Так и случилось. Как только всадники прискакали в назначенное место встречи, конь Дария заржал первым, и его хозяин был единодушно признан царем.

Что касается достоверности этой знаменитой истории, то первое, что приходит на ум, – это абсолютная невероятность ситуации, когда здравомыслящие люди в момент кризиса и решения своей судьбы прибегли бы к столь наивной и смехотворной договоренности. Подобный способ выбора лидера, принятый всерьез, скомпрометировал бы даже ватагу мальчишек, планирующих свой воскресный отдых. В данном же случае ставкой была империя, простиравшаяся на тысячи миль в центре обширного континента, на котором размещались, вероятно, пятьдесят государств с многомиллионным населением, столичными городами, дворцами, армиями, флотами. Невероятно, чтобы люди, обладающие большим умом, информацией и широтой взглядов, которые, как мы полагаем, они неизбежно приобретают, занимая столь высокое социальное положение, стали бы решать столь важный вопрос таким смехотворным способом. Тем не менее, Геродот считает это предание подлинной историей. Оно передавалось много раз с того времени до нынешнего несколькими поколениями историков без малейшего сомнения в его достоверности.

Возможно, эта история правдива. Здесь как раз тот случай, когда невероятность слишком велика, чтобы в нее не поверить. Во все века решения и действия людей, обладавших большой властью, мотивировались капризами и мимолетными импульсами в гораздо большей степени, чем это можно себе представить. Самодержавные правители Древнего мира, приобретшие власть по наследству или путем завоеваний, хотя и достигали иногда безграничной власти, кажется, во многих случаях не осознавали ответственности своего положения, требующего достоинства и благородства, и действовали исходя из своих сугубо личных преходящих интересов. Таким образом, они хотя и возносились высоко, но отличались узостью и ограниченностью взглядов.

Этим, несомненно, отличались шестеро упомянутых сообщников. Решая, кто из них станет царем, они не задумывались об интересах огромной империи и многих миллионах людей, которыми нужно было управлять. Вопрос в том виде, в каком они его себе представляли, состоял лишь в определении хозяина царских дворцов, главной фигуры на всех пышных торжествах и парадах в столице.