– Сюда, – Тарик, нырнув в боковой проход, побежал по мощенной булыжником улице, заполненной свиньями. Булыжники под ногами были страшно скользкими. – Вот, значит, как! – сказал Тарик, на бегу хлопнув одну из свиней по заду. – Ну-ну!

Через боковой проход они прошмыгнули на другую улицу, и на этот раз Конор все же решился глянуть через плечо назад. Два захватчика почти наступали им на пятки.

Бегущий впереди натолкнулся на свинью, второй поскользнулся на мокрых булыжниках.

Конор радостно улыбнулся и снова обернулся вперед, где Тарик торопил своих спутников, бежавших что есть сил вдоль улицы.

Улыбка на лице Конора мгновенно уступила место панике, когда захватчики неожиданно выскочили из правого бокового прохода, мимо которого он в эту секунду пробегал. Мясистые руки ухватили его за волосы.

– Попался!

Конор извернулся и бросил бочонок нападавшему в лицо. Солдат-захватчик оказался между ним и Ролланом, поэтому Конор, не раздумывая, отскочил назад и понесся в обратном направлении по улице с такой скоростью, на которую только был способен. Захватчик зарычал и бросился в погоню, с тяжелым топотом, но с пугающей скоростью.

Приближался тупиковый конец улицы, и времени на обдумывание уже не было. Сердце Конора бешено стучало. Он повернул направо, в конце прохода тоже был тупик – проход упирался в стену и там, как и повсюду, тоже были люди. Он извернулся и проскользнул между ними, но слышал топот ног захватчика почти за спиной. Солдаты злобно кричали и обзывали его за то, что он грубо растолкал их по сторонам.

Страх словно подгонял его, помогая бежать быстрее. Он почти ощущал дыхание преследователя на своей шее, и его плечи напряглись в ожидании внезапного удара, может быть, нанесенного ножом, который пронзит…

Перед собой он увидел еще двух захватчиков, появившихся на его пути и державших оружие наизготове. Возбужденные духи животных – кот и плащеносная ящерица[3]– шипели. В одиночку Конор одолеть их не сможет. Он должен найти какую-то возможность скрыться – но куда? Вокруг него были только стены, но стены эти были тонкие, хлипкие, такие как у всех лачуг Цин Као Дая.

Именно это и навело его на мысль. Эти дома не были построены из прочного камня, из которого обычно строятся настоящие дома. Стены этих лачуг имели в буквальном смысле толщину бумаги; он мог без труда пройти сквозь них, если это будет необходимо. Бумажные стены в лачугах были завешены кусками ткани. Он толчком пробил стену одного из домов, стоящего в стороне, и, не останавливаясь, проскочил через следующий дом, стоящий позади первого.

Какой-то молодой человек сидел перед глиняным горшком, стоявшим над еле горящим огнем, и помешивал в нем что-то похожее на жидкую кашу. Он посмотрел на незваного пришельца удивленными глазами.

– Простите, – задыхаясь произнес Конор, с треском проламываясь сквозь следующий дом.

Позади себя он услышал треск разрываемых бумажных стен.

На мгновение он остановился, чтобы вдохнуть воздуха; его широко раскрытые глаза лихорадочно осматривали все вокруг в поисках выхода.

Маленькая ручка ухватилась за его руку. Конор опустил глаза вниз и увидел маленького ребенка, тянувшего его за руку и словно приглашающего следовать за ним. Это была девочка, рядом с ней сидела пожилая женщина, которая кивала головой и жестами призывала его действовать молча.

Девочка сильнее потянула его за руку. Крики и грохот сокрушаемых стен, приближаясь, становились все более угрожающими.

Конор последовал за девочкой. Она бегом провела его через многочисленные проходы-тоннели из ткани и бумаги, ведущие в глубь этого трущобного города. Люди смотрели на него, когда он проходил мимо, следуя за девочкой, ведущей его через этот лабиринт, из которого он никогда бы не вышел без ее помощи. Никто из этих людей не попытался остановить их и даже не спросил ни о чем.

Доносившиеся до них звуки погони затихали. Девочка продолжала тянуть его за руку. Он шел за ней до самого края трущобного города, где они остановились и она осторожно обошла заляпанный грязью матерчатый экран. Яркий свет, казалось, ослепил Конора, и ему потребовалось дважды закрыть и снова открыть глаза, прежде чем он осознал то, что видел перед собой.

Перед ним был канал. Длинный баркас, вернее баржа, тяжело груженная тюками тканей, стояла у стенки набережной, и тут же напротив стояли на берегу его друзья. Их лица были сосредоточенно-напряженными, Абеке не сводила внимательного взгляда с улицы, высматривая Конора. Роллан явно был встревожен – а может, его лицо выражало раздражение и досаду? Этого Конор не знал.

– Спасибо тебе, – поблагодарил он девочку, перед тем как поспешить к своим спутникам. Жаль, что у него не было ни одной серебряной монетки – Тарик все отдал охранникам при проходе через ворота. Но девочка не ждала от него никаких благодарностей и подарков. Улыбнувшись ему, она быстро повернулась и исчезла в тени лабиринта, из которого они только что вышли.

Конор, выйдя на свет, помахал ей вслед рукой и, торопясь миновать открытое место, побежал к своим спутникам, стоявшим возле баржи, на которой им предстояло плыть в джунгли к Динешу и талисману Священного слона.

Настала ночь, и крысы, пробравшись в бамбуковую чащу, принялись пожирать опавшие цветки бамбука. Мейлин била по ним ногами, но очень ослабла, и крысы под этими ударами отступали не больше чем на фут. Пустой желудок нестерпимо болел, горло саднило так, будто она только что проглотила пучок колючек, отяжелевшие руки и ноги были холодными. Крысы не считали ее угрозой, их не пугала даже дубинка в ее руках. «Интересно, – подумала Мейлин в состоянии безысходного отчаяния, – когда они сообразят, что я тоже являюсь для них пищей?»

Она потеряла счет дням. Снова и снова все ее мысли были поглощены перекрестками тропок в Великом бамбуковом лабиринте, но все еще так и не было ясности в том, какая из них выведет ее на свободу, к воде и хоть к какому-то пропитанию. Все маршруты, по которым она пыталась выйти из Лабиринта, снова заводили ее в чащу.

Джи толкнула ее в бедро и тяжело села рядом, протянув к ней когтистую лапу.

Мейлин заколебалась, потом уступила ей и медленно села, едва не упав лицом в кучу бамбуковых цветков. У нее не было больше сил сопротивляться тому, что делает ее дух зверя.

Джи, протянув лапу к ее уху, принялась очень медленно поворачивать ее голову из стороны в сторону.

– Ты хочешь, чтобы я слушала? Прислушивалась? – спросила Мейлин. – Но к чему?