На его ладони лежал малюсенький медальончик. По форме он слегка напоминал пятиконечную звезду, но какую-то весьма необычную. Я ничего подобного раньше не видел. Казалось, медальон каким-то чудесным образом не позволял себя получше рассмотреть. Единственное, что можно было четко заметить на нем, — это кроваво-красный камень величиною с ноготь большого пальца, который был похож на застывший глаз и находился в центре медальона.

— Возьми вот это, — сказал Монтегю. — Возьми и носи его всегда с собой, пока все не закончится. Он будет оберегать тебя.

Я послушно протянул руку и взял эту маленькую побрякушку. Медальон был удивительно тяжелым, и когда я начал рассматривать его, поднеся поближе к свету, я увидел, что он выполнен из чистого золота. Он оказался теплым. Теплым и не очень твердым, живым.

— А что это? — спросил я.

Монтегю вновь наклонился над своим сундуком и начал перебирать его содержимое, но мне не было видно, что же он там делает.

— Талисман, — ответил он. — Но одновременно и оружие. Возможно, единственное, что защитит нас от существа, против которого нам предстоит бороться.

Он выпрямился и закрыл крышку сундука. Как только он повернулся ко мне, я увидел на его шее тоненькую золотую цепочку. На ней висела пятиконечная золотая звезда. Она представляла собой точное подобие маленького талисмана, который я держал в руке, только была раза в три больше.

Но это было не единственное изменение, происшедшее с ним. Впервые за все эти недели Рандольф Монтегю вновь казался человеком, с которым я познакомился шесть месяцев назад в Нью-Йорке. Глубокие морщины, появившиеся на его лице после мучительной болезни, исчезли, кожа разгладилась и, словно по мановению руки волшебника, приняла прежний здоровый, свежий вид. Кроме того, Монтегю стал намного прямее держаться и казался гораздо энергичнее, чем всего лишь мгновение назад. Он излучал сипу. Силу, которая окружала его фигуру невидимой аурой.

— О Боже! — вырвалось у меня. — Что… как вы это сделали? Это… это почти волшебство!

В улыбке Монтегю промелькнуло чуть заметное презрение. Он подошел ко мне и взял меня за руку.

— Это не почти волшебство, Роберт, — сказал он тихо. — Это — волшебство. По крайней мере, ты назвал бы происходящее именно так, если бы хоть что-то в этом понимал, — вдруг он снова сделался серьезным. Очень серьезным. Его взгляд стал ледяным. — Я мог бы тебе это разъяснить и иным образом, мальчик. Однако, сдается мне, тебе придется постигать все намного быстрее, чем следовало бы. Меня зовут не Рандольф Монтегю, Роберт. Я — Родерик Андара. Тот самый колдун.

Деревня была похожа на бурлящий колдовской котел. Крики умирающих, рев жаждущей крови толпы, выстрелы и беготня, треск пылающих домов, вопли охваченных паникой животных и людей — все смешалось в единую симфонию безумия, в ужасный концерт смерти, сопровождающий бушующий над Иерусалимским Лотом кровавый ураган. И лишь здесь, в крошечном домишке в самом центре деревни, который каким-то чудом до сих пор не тронула безумствующая толпа, царило молчание. Через тонкие стены и окна доносился шум, но сидящие в этом доме никак не реагировали на него и не нарушали молчания. Абсолютно никак не реагировали.

— Я… больше не могу, — пробормотала Лисса.

Буквально за последние минуты эта молодая женщина изменилась самым ужасным образом. Ее лицо осунулось и стало серым, глаза, словно ослепленные чем-то ужасным, потеряли всякое выражение и стали похожими на стеклянные белые шарики, а волосы сделались ослепительно белыми. Она заметно похудела. Магический огонь, бушующий в ее душе, за считанные минуты сжег жизненную силу, которой в обычных условиях хватило бы на десятилетия жизни.

— Я больше не могу это выносить, — пролепетала она, словно задыхаясь. — Эти убийства… это насилие и… боль…

— Держись, дитя, — прошептала сидящая рядом с ней седая старуха. Ее слова звучали как заклинание. — Пускай убивают! Это их ярость, и ты ее чувствуешь. Это боль и гнев тех, кто гибнет там, снаружи, их боль — это то, что приближает его! Ему необходима эта сила, раз он должен свершить возмездие.

Лисса хныкала. Ее пальцы впились в стол, ногти поломались, но она этого не чувствовала. Ее дух уже давно был сломлен, и даже если бы она захотела, то уже не смогла бы разорвать духовную связь, к которой ее принуждала старуха. Она была лишь инструментом, воротами, через которые психическое насилие, свирепствующее вокруг нее, изливалось куда-то в пространство и соединяло Иерусалимский Лот с местом в другой части мира.

Хаос, царивший вокруг нее, достиг своего апогея. Лисса чувствовала, как уходит из нее жизнь.

Но она также чувствовала, что, по мере того как незримое пламя в ней горело все слабее, нечто неописуемое, невероятное, находящееся за тысячи миль отсюда, становилось все могущественнее…

— Колдун! — я знал, что он говорил правду, однако сейчас я впервые в жизни проклинал этот человеческий дар.

В этот момент я все бы отдал за то, чтобы можно было закрыть глаза и просто забыть его последние слова. Рандольф Монтегю, человек, который заботился обо мне как родной отец и которого я любил почти как отца, — колдун!

— Мне жаль, Роберт, — сказал он тихо. — Я бы предпочел сообщить тебе об этом как-то по-другому, да и попозже, после того, как ты узнал бы меня лучше. Но не все, что обо мне рассказывают, — правда. Можешь мне поверить.

— Но вы… вы… — я запнулся и смущенно потупил взгляд, пытаясь подыскать подходящие слова и не находя их.

Мои мысли перепутались, а затем побежали по замкнутому кругу. Я уже о нем слышал — то, что обычно говорят о таких, как он. Если хотя бы десятая доля того, что рассказывают о магистрах черной магии, соответствует действительности, я стоял перед дьяволом в человеческом обличье. Андара был преступником, человеком, которому предъявлялись обвинения в десятках убийств и в бесчисленном множестве прочих злодеяний, но никто никогда не мог ничего доказать. Это значило, что он был связан с самим дьяволом, и я знал массу людей, которые утверждали это со всей серьезностью.

— Вы…

— Мне жаль, что я тебя обманывал, Роберт, — сказал он. — Но у меня не было другого выхода. У меня очень могущественные враги, и мне пришлось изменить свое имя, чтобы скрыться от них. Хотя это не очень-то помогло.

— Так вы действительно… действительно колдун? — спросил я, пересиливая себя.

Еще пару секунд Андара смотрел на меня серьезно, а затем вдруг запрокинул голову и начал хохотать.

— Да, я обладаю кое-какими возможностями, — весело сказал он. — И потратил свою жизнь на изучение того, что большинству других людей недоступно.

— Но все то, в чем вас обвиняют, все эти…

— Говори прямо, — сказал он, после того как я снова запнулся. — Ты имеешь в виду — преступления. Никаких преступлений я не совершал, мой мальчик, люди всего лишь испытывают ужас перед моими способностями. У них вызывает страх то, что я делаю, а страх и ненависть — почти что родственники. То, чего люди не понимают, они рассматривают всегда как враждебное и злобное, — он опечаленно склонил голову. — Прошло много времени, прежде чем я понял это, Роберт, очень много времени. Но, куда бы я ни попадал, везде было одно и то же. Когда им требовалась моя помощь, они звали меня, но потом, через некоторое время, они начинали меня сначала бояться, а затем и ненавидеть. Когда в городе, где я находился, умирал ребенок, или у женщины случались неудачные роды, или же урожай уничтожался градом, то все указывали пальцем на меня и говорили: «Это все он, колдун». Поначалу я пытался отмежевываться от всего этого, но через некоторое время перестал реагировать на обвинения, — он засмеялся, но смех его был каким-то горьким. — Я надеялся найти покой в Европе, но, похоже, за мной повсюду следует проклятие, куда бы я ни направлялся. Наверное, от своей судьбы не убежишь.