— Давай отставим море на некоторое время, — сказал Джейк. — Я куплю карту, как только доберемся до Осло, и мы направимся в глубь страны — конечно, на север, в горы.

— Хорошо, — согласился я.

— Мне все равно, как добираться, а тебе? Может, пойдем пешком или поедем верхом, а может, будем трястись в грузовике. Не стоит об этом беспокоиться, правда? — спросил он.

— Конечно.

— У меня есть немного денег, — продолжал он. — Вообще-то не так уж много и нужно. Вот в чем преимущество тюрьмы, Дик: никаких тебе расходов, а остаток на счете в банке неуклонно возрастает.

— Но черт побери! — воскликнул я. — Не могу же я вот так сидеть у тебя на шее, Джейк!

— Не говори глупостей. Кто втравил тебя в это путешествие?

— Но послушай…

— Мне надоело спорить. Спи, договорились? — сказал он.

— Хорошо тебе смеяться, — проворчал я. — Кем я буду выглядеть, существуя за твой счет?

— Перед кем выглядеть?

— Ну, не знаю. Сам я как буду при этом себя чувствовать?

— Ты никак не будешь себя чувствовать, Дик.

— Конечно же буду.

— В таком случае выбрось это из головы — дело яйца выеденного не стоит.

— Но послушай…

— Спи, мальчишка, ты никудышное снотворное для усталого моряка.

Я не мог удержаться от смеха, пытаясь спорить с ним. Протестовать было бесполезно, в любом случае, это было не главное.

Я заснул, улыбаясь, когда вспомнил о том, что мой отец, почти переставший для меня существовать, все так же сидит сейчас за своим письменным столом в библиотеке, глядя в окно на гладкую лужайку, а я в это время лежу, растянувшись на койке, в кубрике, впереди у меня незнакомая страна, которую мне предстоит открыть, каменистая тропинка в горах, и лес, и замерзшее озеро, и призрачная ночь, которой как будто и нет, и Осло, еще один незнакомый город, огни, смех, песня и, быть может, даже девушка где-то там…

Каждая минута путешествия в Осло приносила что-то новое, и было достаточно поводов для изумления, или улыбки, или даже для крепкого словца. Работа была тяжелой, и никак не удавалось выспаться. Я бы начал брюзжать, пожалуй, если бы не Джейк, который, казалось, чувствовал все изменения моего настроения, подъемы и падения, и умел вовремя сказать нужное слово, и знал, когда следует оставить меня в покое.

Тяготы и однообразие жизни отдалялись, когда я вспоминал о том, что с каждой минутой мы уходим все дальше на север и летние вечера будут тянуться бесконечно, а день не сменится ночью. Барк скользил по гладкой поверхности воды, все паруса были подняты, судно улавливало каждое дуновение переменчивого ветра; солнце садилось как-то незаметно, но на море не темнело. Резкий белый свет рождался где-то в горах среди холодных глетчеров, в краю лесов и высоких холмов, бурных ручьев и безмолвных озер, замерзающих в середине лета. Мы были в открытом море, вдали от суши, но что-то в застывшей чистоте воздуха подсказывало, что ждет нас там, впереди, ближе к северу, и меня охватывала неизъяснимая печаль — печаль от красоты, окружающей меня, и от той, которую еще предстоит увидеть.

В такие минуты я бывал рад, что рядом Джейк, ибо одиночество вызывало у меня ужас, пугали огромное пространство и безлюдное великолепие пейзажей, мимо которых мы проплывали. Даже белые звезды казались холодными и ужасающе далекими, а мы, жалкие человеческие существа на нашем маленьком кораблике, были такими трогательными в попытке сравняться с ними мудростью, и у нас не было права нарушать спокойствие этих вод.

Душа тосковала неизвестно отчего, и сердце томилось по чему-то недостижимому, неназванному. Я не отрываясь смотрел на тихое море в белом сиянии с трепетом и какой-то странной тоской, пока рядом со мной на палубе не появлялся Джейк; прикосновение его плеча и запах сигареты возвращали меня к действительности, я цеплялся за его голос, звучавший так естественно и спокойно, и только тогда чувствовал себя в безопасности.

Случалось, ветер менял направление, и помощник капитана на полуюте приказывал нам подняться наверх и заняться брасами, оставить мечты и душой и телом отдаться борьбе с ветром и парусами.

Мне казалось, что запах корабля и моря у меня уже в крови, будто я никогда и не знал другой жизни.

Мы вошли в Осло ранним утром, царила тишина. Большое трамповое судно подошло к месту стоянки раньше нас, и дым, вырывавшийся из его трубы, закрыл небо завесой; поэтому все, что я разглядел в Осло при слабом свете, — это множество кораблей, уродливые краны доков и старый город на холме, а слева — здания современной столицы; искрилась синяя вода, и синели горы вдалеке.

В Осло мне и Джейку дали расчет, так же как остальным членам команды; мы с сожалением оглядывались на четкий силуэт барка, который стал нашим домом. Несмотря на все неудобства, которые нам пришлось вынести, мы пережили минуты побед и ликования, и вряд ли что-то могло сравниться с волнениями первого путешествия.

Меня возмущала мысль о том, что «Хедвиг» снова уйдет в плавание, а на моей койке в грязном носовом кубрике будет храпеть какой-то незнакомый норвежец: ведь заветные уголки, где ты жил полной жизнью, становятся частью тебя самого. Во всяком случае, мне так кажется. Но как бы ни были мы с Джейком исполнены решимости вернуться на корабль, как только барк покинет сухой док после ремонта, я чувствовал, что к тому времени нас будет занимать что-то другое, а «Хедвиг» отойдет прошлому, так же как мост над рекой в Лондоне, и матрос перестанет существовать во мне, так же как мальчик, который дрожал некогда, страшась смерти.

И как только высокий кран заслонил мачты барка, я бросил думать о нем и поглядывал в сторону Осло и синих холмов за ним. Мы попрощались с ребятами. Кто-то стремился к далекому дому, один-два человека собирались подыскать новый корабль. Непривычно было расставаться с ними после того, как мы так долго трудились бок о бок, ели и спали рядом с ними. Мой друг, норвежец, шутил и, улыбаясь, махал нам шапкой, а я думал о том, что никогда больше не увижу его.

Мы с Джейком бродили по Осло в поисках магазинов. Аллеи сменялись зданиями, выкрашенными в желтый цвет. Я нашел рабочие брюки из материи «дангери», пару парусиновых туфель и синюю кепку с козырьком, а Джек купил только зубную щетку и карту.

Мы наткнулись на недорогой ресторан, где знали толк в пиве, и расстелили на столе карту. Я ничего не мог на ней разобрать, мне только хотелось податься на север, к синим пятнам, которые, наверное, обозначали воду.

— Это фиорды, — пояснил Джейк, — мы встретим их по пути. Взгляни-ка сюда — это горы, а вот и самое их сердце. Сначала мы доберемся сюда, а потом двинемся к фиордам. Мы будем следовать вот этим маршрутом, — под ногтем его большого пальца оказалось что-то с названием Фагернес, — по диким местам, вдали от Осло.

Он говорил взволнованно, волосы падали на глаза. Сейчас Джейк выглядел моложе, чем когда-либо.