Профессор Торсисян все же пришел. В кабинет вошел, как обычно, без стука. Просто распахнул дверь и вошел, даже предварительно не заглянув, чтобы убедиться, что хозяин кабинета на месте, не узнал, не мешает ли он. И в этом был весь Торсисян, считающий, что он везде главный, что он везде самый желанный гость.

— Заходи, Арсен Эмильевич, присаживайся, — запоздало пригласил Игорь Илларионович, потому что Торсисян уже сел, развалившись на стуле, напротив стола Страхова.

— Тебе что-то, Игорь Ларионыч, не понравилось в моем сегодняшнем выступлении? — спросил Торсисян, очевидно, решивший так, потому что пригласил его Страхов сразу после выступления перед офицерами.

— Нет. Не о том речь…

— Опять не о том речь! Везде не о том речь… Сейчас с «не о том речь» только что разбирался. Бытовой скандал. Характеристику в милицию требуют.

— В полицию, наверное, — поправил Страхов.

— А-а… Какая разница, как их называть. Они-то остались прежними. Менты, они и в Африке менты. У человека вообще два врага в природе — мент и теща…

— Где ты опять бытовой скандал устроил? — улыбнулся Страхов.

На счету Торсисяна было несколько бытовых скандалов, и об этом знали все в двух лабораториях. Может быть, даже все в институте, потому что Торсисян любил ходить по институту, открывая без стука двери и влетая в чужие кабинеты.

— Если бы я… А то без меня в этот раз обошлось. Я же говорю, два врага у человека, мент и теща. Вчера мы работали допоздна. У меня есть два мэнээс[11]. Сережа и Стася. Домой они вместе поехали. Поздно уже. Темно. Сережа взялся проводить Стасю до дома. Она серьезная женщина. Муж, двое детей. И он серьезный, семейный, скромный. Пошел провожать, а навстречу ему теща попалась. Вынесло старуху вечером с собакой погулять. Так старуха на Стасю набросилась, лицо ей расцарапала. Да еще собаку натравить хотела. Хорошо хоть собака только лает, не кусается. Сережа тещу пытался угомонить, а тут менты подъехали и всех забрали. Теперь с меня требуют характеристики и на Сережу, и на Стасю. И еще объяснительную, чтобы указал, что они работали допоздна по производственной необходимости. Я тут позвонил кое-кому, чтобы ментам скромности добавили. Обещали добавить так, что задница заболит.

— Потом догонят, и еще добавят, — в тон коллеге сказал Игорь Илларионович.

— Вот-вот, учить их надо.

— Тещу тоже?

— А ее в первую очередь. Палкой потяжелее. Так чего ты звал, Ларионыч? Сознавайся, а то мне, как всегда, некогда.

— Хотел тебе посоветовать к ментам сходить. Может, вместе сходили бы, — дал замысловатый совет Игорь Илларионович.

Торсисян возмутился.

— И ты туда же? Что вам эти менты дались! К каким ментам?

— Ты, как я понимаю, работал по какому-то делу с одним артистом. Зовут его Игорь Владимирович. Было такое дело?

Торсисян какое-то время помолчал, потом поднял настороженный взгляд. Видимо, было отчего насторожиться, хотя каждая лаборатория имеет определенные внешние связи.

— ФСБ с ним работала. Правда, я только помогал. А ты откуда знаешь?

— Артист этот вчера был у меня дома. Привели общие знакомые по поводу его состояния. Пограничное состояние[12]… В надежде, что я смогу помочь.

— И что? Что ты ему сказал?

— Я провел с ним короткий сеанс, чтобы узнать, с чего у него началось такое состояние. Ввел в транс, задал вопрос…

— И что?

— И мне ответил ты. Ты сказал, что еще один вопрос, и он умрет.

— Прекрасно. А дальше?

— А дальше — что могло быть дальше? Я понял, что в него заложена программа. Тобой заложена. И сразу вывел его из транса.

— Это я и так понял. Если я закладываю программу, это серьезно. А при чем здесь милиция?

— Полиция.

— Какая разница! При чем здесь полиция, если тебе так больше нравится?

— Я тебе уже сказал, что Игоря Владимировича привели ко мне хорошие общие знакомые, обеспокоенные его судьбой и здоровьем. Я должен был, ничего не объясняя знакомым, тем не менее сказать им хоть что-то?

— И что ты им сказал?

— И им, и ему. Я посоветовал ему найти возможность куда-нибудь уехать хотя бы на время. Отдохнуть где-нибудь на свежем воздухе. Игорь Владимирович почти обрадовался, сказал, что у него есть дом в деревне в Московской области. И он, не отказываясь от работы, может там жить. Друзья, когда им сказали, поддержали его. Ехать он решил в тот же вечер. Боялся, как я понял, один находиться дома.

Профессор Торсисян смотрел на собеседника спокойным взглядом самоуверенного человека. Для него это был малый рабочий эпизод, и не более. В этом профессор Страхов расходился во мнении с коллегой. Для него не существовало малых рабочих моментов, когда речь шла о врачебной этике. А это был как раз вопрос врачебной этики с ее пресловутым «не навреди».

— И что дальше?

— Дальше хуже. Игорь Владимирович зашел домой, чтобы взять что-то из вещей, друзья остались ждать его внизу. И когда артист выходил из квартиры, на него набросился сосед и зарубил его топором.

— Сосед? Топором? — искренне удивился Арсен Эмильевич.

Честно, профессор Страхов не ожидал, что Торсисян так удивится. Он думал, что Арсен Эмильевич что-то знает об этом соседе.

— Сосед. Топором. Причем человек непьющий, спокойный, семейный. Без видимых причин. И сам не понимает, что случилось. Даже не помнит, что с ним произошло. Сейчас соседа отправили на экспертизу, проверяют на вменяемость. Что на это скажешь?

— А что я могу тебе сказать? Я следствие не вел. Я понятия не имею, что там произошло.

— Хорошо. Тогда важный профессиональный вопрос. Специально для тех, кто следствие не вел, но имеет причастность к делу. Если будут обыскивать квартиру убитого, там могут что-то найти?

Арсен Эмильевич даже со стула вскочил.

— «Рамка»! На стене за шкафом.

— Вот этого я и опасался. Думай сам, как вытащить. Я только предупредил.

— Сейчас позвоню, пусть ФСБ вытаскивает… Их клиент… Я только помогал, как технический специалист.

— И как гипнотизер.

Профессор Торсисян хищно улыбнулся.

— Чуть-чуть… Фоном накладывалось на радиосигнал. Без личного контакта.

Арсен Эмильевич вытащил мобильник, стал перегонять строчки в поисках нужного телефонного номера. Не нашел.

— Извини, Ларионыч, у меня телефон в другом мобильнике. Схожу к себе, позвоню. Спасибо, что предупредил. Коньяк за мной…