Джамал спустил ноги на пол. Под кроссовками, потерявшими былую белизну, захрустело битое стекло и пластик. Он снова потянулся, задрожал, обхватил себя руками. Хотелось курить: немного бы травки, чтобы взбодриться, хоть что-нибудь. Он дотронулся до бугорка во внутреннем кармане куртки: этот мини-диск сделает его богачом. Джамал улыбнулся своим мыслям — сразу прибавилось сил.

Он выбрался из машины и огляделся. Для жителей микрорайона двор, судя по всему, давно превратился в свалку: вокруг старого, ободранного дивана и разваливающегося на глазах ржавого холодильника валялись пустые молочные бутылки, консервные банки, пакеты из-под всяких гамбургеров — настоящая городская помойка.

Он провел здесь ночь. С него хватит.

На диске упоминали имя Джо Донована. Но в редакции, куда он позвонил, такой не работал. Поэтому он назвал еще одно имя — Гэри Майерс. Они тут же стали сговорчивее и соединили его сначала с отделом очерков, потом с приемной главного редактора. Потом кто-то позвал Марию, которая представилась главным редактором. Он повторил имена. Свое говорить не стал. В голове звучал голос в начале записи:

— Видите ли, мистер Майерс…

— Называйте меня Гэри. Если так вам будет проще.

Тяжелый вздох, потом:

— Хорошо. Гэри…

Джамал вздрогнул при воспоминании о том номере в гостинице.

Он сказал ей, что это вопрос жизни и смерти. Да, жизни и, черт подери, смерти.

Естественно, даром она ничего не получит.

Она замолчала, как будто тянула время, потом сказала, что ей нужно сначала найти Джо Донована; попросила Джамала оставить номер телефона, чтобы Донован сам ему позвонил. Джамал не оставил, сказал, что перезвонит на следующий день. Она попросила через два.

На этом разговор закончился.

Потом он бродил по городу, высматривая места, которые бы напоминали привычные лондонские. Нашел зал игровых автоматов на Клейтон-стрит и почувствовал, что почти в безопасности: в незнакомом городе он будто вернулся домой. Правда, на него обращали внимание. Здесь все — дети, взрослые, за исключением хозяина клуба азиата и нескольких детей восточной внешности, — были белыми. Он оказался единственным темнокожим. Нет, явной ненависти в смотревших на него глазах он не заметил — разве что любопытство и некоторую подозрительность. Будто они в жизни не видели темнокожего пацана и ждали, что он отколет какой-нибудь номер. Вроде никогда не слышали лондонского говора, разве только в этом бесконечном сериале об обитателях Ист-Энда.

Вообще-то сам он не считал себя темнокожим. Но здесь чувствовал, что он темнее темноты, чернее черноты. Интересно, где все-таки находится этот город? И насколько далеко от Лондона?

Время от времени на него посматривал подросток, в котором он разглядел родственную душу и почувствовал связывающую их ниточку. Нечто общее, что объединяет людей независимо от цвета кожи. Как отражение в зеркале: я тебя знаю; знаю, как ты живешь, чем занимаешься, как зарабатываешь на жизнь.

Мальчишка был примерно его возраста, только повыше ростом, со светлыми волосами и белой кожей.

— Ты, случайно, не Джермейн Джинас? — поинтересовался светловолосый.

Джамал не понял, о чем тот говорит. Да и говорок тот еще! Не шотландский — он бы его узнал, потому что слышал по телевизору. Но и совершенно не похожий на лондонский. Джамал выключил эмоции и начал смотреть куда-то в пустоту.

— Ну, значит, его брат.

Парнишка улыбнулся, и у Джамала снова возникло ощущение некой общности, которое появляется независимо от цвета кожи. Рыбак рыбака видит издалека.

— Ты из рэперов?

Джамал пожал плечами:

— Типа того. Вообще-то я сам по себе.

— Меня зовут Сай.

— А я Джамал.

Джамал выиграл у него немного крэка, они вместе подымили в парке. Джамал почувствовал такой кайф, что чуть не рассказал новому знакомому о своих грандиозных планах. Сай пригласил его погостить: он живет с друзьями. Джамал вежливо отказался: что-то в этом Сае ему все-таки не нравилось. К тому же в крайнем случае он может вернуться к Брюсу.

Да, он какое-то время был с Брюсом — тот его кормил и использовал для своих утех. Потом Джамал рано утром встал и сбежал, прихватив у спящего бумажник, — пусть этот козел, когда проснется, думает, куда он мог деться.

Потом бродил по улицам, несколько раз пересекал Тайн по разным мостам, которые соединяют два города — Ньюкасл и Гейтсхед. Всходило солнце, на холоде от дыхания клубился пар. На мосту Редхью, соединяющем западную часть Ньюкасла и Гейтсхеда, исследовал содержимое бумажника — обнаружил в нем сто двадцать фунтов купюрами, несколько карточек и всякую ерунду, которую люди держат в кошельках. Дисконтные карты. Улыбающуюся семейку. Он сунул в карман деньги и карточки, остальное вместе с бумажником швырнул в Тайн, глядя сверху, как он подстреленной вороной полетел вниз и, последний раз взмахнув кожаным крылом, плюхнулся в воду, где его тут же поглотила холодная река.

Перешел по мосту в Гейтсхед.

На улицах — никого, не город, а призрак, решил он про себя, но, к своему удивлению, набрел там на «Макдоналдс». Везде одно и то же, подумал он, но нашел в этом некоторое утешение. Он устроил себе настоящий пир за завтраком и спустил почти все деньги Брюса, немного отложив на крэк и травку.

Вышел из «Макдоналдса» и отправился дальше — мимо киоска с газетами, на первой полосе которых красовался заголовок:

РАСТУТ ОПАСЕНИЯ ЗА ЖИЗНЬ ПРОПАВШЕГО УЧЕНОГО

Джамал вздохнул. У этого ученого по крайней мере есть кто-то, кто опасается за его жизнь.

Он сел на лавочку у автовокзала и начал наблюдать за происходящим. Город постепенно оживал: автобусы откуда-то прибывали и куда-то отправлялись, выпуская и принимая пассажиров, люди входили в метро и выходили, куда-то ехали, откуда-то возвращались, у каждого была какая-то своя цель. Джамал сидел на лавочке и наблюдал. И ждал. Как ребенок у гигантского аквариума, следил за совершенно другим миром за стеклом. Он никогда не говорил об этом вслух, но иногда ему хотелось быть частью этого мира, отправляться на работу или на учебу, приходить домой, где ждет настоящая семья, обедать у телевизора, гулять с друзьями на улице, ложиться вечером спать. Но он не может жить в аквариуме с рыбами. Точно так же не может и оказаться в мире обычных людей. Оставалось сидеть и наблюдать. И ждать.

Вся его жизнь была сплошным ожиданием. Клиентов. Денег. Очередного ощущения счастья от дозы. Когда стемнеет, чтобы отправиться на дискотеку. И вот он снова ждет. Ждет, когда, черт побери, придет время звонить.

Иногда в такие минуты или часы неподвижного ожидания и бездействия на него наваливалась такая пустота, что он ощущал невероятное одиночество — такое, которого, наверное, никогда ни у кого не было.

Вот и сейчас к нему подкрадывалась такая же пустота — он поднялся и пошел прочь.