– Не хотите скрепить королевской печатью это обещание?

– Если мне скажут, где она находится.

Напряжение спало, и, хотя лицо Габриелы все еще заливала бледность, ее улыбка была очаровательна. Рив почувствовал перемену – в ней появились решимость и надежда. Ему действительно захотелось помочь ей. О причине такого желания он подумает позже.

– Вашего слова достаточно, – улыбнулся он в ответ.

– И вашего тоже. Благодарю.

Он поднес ее руку к губам. Этот жест должен быть привычен для принцессы. Но когда поднял глаза, заметил, как в глубине глаз необычного цвета, похожих на топазы, мелькнул знакомый огонек. Перед ним была не только принцесса, но и женщина. Он достаточно пожил на свете, чтобы понять, что значило это выражение. Мало того, он ощутил в крови ответное волнение. Он выпустил ее руку, и оба одновременно сделали шаг назад.

– Я теперь оставлю вас. Имя вашей горничной Бернадетта. Если не хотите пригласить ее раньше, она появится за час до обеда.

– Я ценю все, что вы для меня делаете. – Рука Габриелы бессильно повисла вдоль тела, как будто не принадлежала ей.

– Ваше мнение обо мне может измениться. И к сожалению, не в лучшую сторону.

Отойдя на безопасное расстояние, Рив обернулся. Она все еще стояла у окна, лучи солнца падали на ее волосы и всю фигуру, заливая их мягким светом.

– На сегодня достаточно, Бри, – мягко сказал он, – завтра мы продолжим ломать вашу стену.

Она все-таки уснула, надеясь на лучшее, но, выплыв из сна, почувствовала себя хуже, в еще большем смятении, чем накануне, когда очнулась в больничной палате.

Габриела. Ее зовут Габриела. Она находится в своей комнате, такой уютной, которую, говорят, обставила по своему вкусу. Лежит на красивом, в бледных розово-голубых тонах покрывале, мягком, постеленном на широкой, просторной дубовой кровати. Легкий бриз врывается в окна, которые она распахнула вчера, когда осматривала спальню.

Итак, ее зовут Габриела, и у нее нет оснований для страха. Она в безопасности. Безопасность. Это слово она повторяла вновь и вновь, пока не почувствовала, как напряжение покидает ее и мышцы расслабляются.

– Так, так.

От раздавшегося рядом скрипучего голоса Габриелу охватила паника, она резко села и взглянула туда, откуда он раздался.

Напротив ее постели в кресле с прямой спинкой сидела старая женщина. Ее волосы были стянуты назад в аккуратный узел, так туго, что не выбивался ни один волосок. Они были серого цвета, абсолютно серого, без проблеска белого. Лицо напоминало пергамент, такой истонченной, желтоватой и морщинистой была кожа. Маленькие черные глазки смотрели на Габриелу пристально, рот, хотя и увял с возрастом, не был безвольным. На старухе было строгое черное платье, простого покроя, темные туфли и никаких украшений, за исключением бархатной ленточки с камеей на шее.

На память Габриела не надеялась, поэтому включила инстинкт. Рив советовал ей делать заключение о людях как бы с чистого листа. Мудрый совет. Эта старая женщина не внушала ей страха. И, успокаиваясь, она произнесла:

– Здравствуйте.

– Ну и ну. Вот что я скажу тебе сразу, – заговорила старуха со славянским акцентом, – после того как я проволновалась целую неделю, ты наконец объявилась и даже не удосужилась меня повидать.

– Простите. – Присутствие этой старой женщины было таким успокаивающим, что Габриела улыбнулась.

– Они мне сказали какую-то чепуху о том, что ты ничего не помнишь. Ба! – Старуха вдруг стукнула кулачком по ручке кресла. – Чтобы моя девочка не помнила свою старую няню!

– Я действительно не помню, – объяснила Габриела спокойно, – не помню абсолютно ничего.

Няня не зря прожила семьдесят три года, за свою жизнь она вынянчила много детей, потеряла своего собственного, чтобы подобное известие ее шокировало.

После короткого молчания она встала с кресла. Несмотря на морщины, на пальцы, изуродованные артритом, движения ее были легки, как у молодой женщины.

– Я Карлотта Барышнова, няня леди Гонории Брубек, твой тети, леди Элизабет Брубек, твоей матери. Когда она стала принцессой Кордины, я приехала с ней, чтобы нянчить ее детей. Я меняла тебе пеленки, вытирала нос, перевязывала разбитые коленки. Когда ты выйдешь замуж, я буду делать то же самое для твоих детей.

– Понятно. – Габриела снова улыбнулась, потому что видела, что няня не столько расстроена, сколько обижена. И подумала, что, наверное впервые ей по-настоящему хорошо с тех пор, как она пришла в себя. Надо бы снова посмотреться в зеркало. – А каким ребенком я была?

– Хммм, – это могло означать все, что угодно, и при этом обязательно доброту и любовь, – всяким, но всегда лучше, чем братья. А они были нелегким испытанием. – Няня приблизилась, разглядывая Бри с близоруким вниманием. – Ты почти не спала, – сделала она вывод, – что неудивительно. Сегодня на ночь я принесу тебе горячего молока.

– Я любила горячее молоко?

– Нет. Но ты выпьешь. А сейчас я налью тебе ванну. Слишком много суеты и докторов вокруг, вот что тебе вредит. Я сказала этой глупой Бернадетте, что сегодня сама уложу тебя. Что это ты сделала со своими руками? – вдруг спросила она и, взяв руку Бри, поднесла к глазам, после чего начала причитать и хлопотать над своей подопечной, как курица над отставшим цыпленком: – Только неделя, и ты испортила ногти. Они хуже, чем у кухарки. Обломаны и запущены, как будто ты не тратила столько денег на маникюр.

Бри слушала страческое ворчание, и ей казалось, что она помнит эту сухую теплую руку и притворно сердитый голос, таивший ласку. Но воспоминание ускользнуло, не задержавшись надолго.

– Я часто делала маникюр?

– Раз в неделю, – фыркнула старуха, не выпуская пальцы Бри, – и мне кажется, тебе срочно надо сделать его снова.

– Мне нужно позвать кого-то?

– Для этого у тебя есть эта твоя секретарша с вечно поджатыми губами. Она назначит встречу. И волосы твои тоже требуют ухода. Посмотрите только – принцесса бегает где-то с обломанными ногтями и распущенными волосами! – Няня покачала с осуждением головой. – Ну и дела. – Продолжая ворчать, она пошла в соседнюю комнату.

Бри встала с постели и сняла с себя одежду. Она не чувствовала никакой неловкости в присутствии этой старой женщины, которая хлопотала сейчас в ванной. Вскоре няня появилась и помогла ей накинуть легкий шелковый халатик.

– Заколи волосы, – скомандовала она, – потом, после ванны, посмотрим, что можно с ними сделать. – Увидев замешательство на лице Бри, она сама прошла к туалетному столику и принесла шкатулку с эмалевой инкрустацией. Бри увидела в ней груду заколок. – Вот. – Голос старой няни потеплел, – твои волосы такие же густые, как у матери. Тебе понадобится много заколок.

Продолжая что-то говорить, няня повела Габриелу в ванную комнату, где с шумом наполнялась ванна. Над ванной потолок был прозрачный, лежа в ней, можно было в любую погоду и зимой и летом видеть небо. Пол и стены сверкали белым кафелем. На стенах было много цветущих растений, они свисали по стенам. Ванна, покрытая изнутри зеленой эмалью, поражала размерами, она была так вместительна, что туда могли поместиться трое. Интересно, неужели в ней мылись сразу три человека и одной из них была она? Эта мысль посетила Бри, пока она наблюдала, как из большого крана вливается широким водопадом вода. Пар уже наполнил помещение. Здесь пахло так же, как те духи, которые князь Арманд прислал сегодня утром. Любимый аромат Габриель, напомнила она себе.