– Немного не повезло, – объяснил Ллойд. – Из лучших побуждений распорядился капиталом клиента на фондовой бирже, но дела стали развиваться не по моему плану, и мне пришлось пристраивать их по своему усмотрению…

Когда Гарри пересказал эту историю Куинну, тот закатил глаза:

– Скорее всего, он потратился на вялых лошадок и резвых дамочек.

– Зачем тогда вдаваться в такие подробности, если он прежде никому не говорил?

– Ты бываешь на редкость наивен, – ответил Куинн. – Если раззвонишь ты, то остальные поверят скорее. Заруби себе на носу: никогда не иметь с ним дела, потому что он шестипалый.

Гарри записал это щипаческое выражение. Но не особо прислушался к совету Куинна, так как у них с Максом Ллойдом и не было никаких дел, кроме очереди наливать кофе начальнику, когда тот навещал библиотеку.

* * *

К концу своего первого года в Лэйвенэме Гарри исписал три тетради и мог только гадать, сколько еще страниц хроники оставалось до конца срока.

Его удивляло нетерпение Ллойда прочесть очередную главу. Он даже предложил показать этот труд издателю. Гарри рассмеялся.

– Не представляю, чтобы кто-то заинтересовался моей белибердой.

– Вот именно, что не представляешь, – ответил Ллойд.

– Себастьян Артур Клифтон, – объявила Эмма, вручая спящего малыша его бабушке.

Мэйзи просияла от радости, впервые взяв на руки внука.

– Меня не отпустили повидаться с вами, когда отправляли в Шотландию, – сказала Эмма, не скрывая негодования. – Вот почему я позвонила сразу, как только вернулась в Бристоль.

– Очень мило с вашей стороны. – Мэйзи пытливо разглядывала мальчика, стараясь увериться, что Себастьян унаследовал светлые волосы и ясные голубые глаза отца.

Эмма сидела за кухонным столом. Она улыбалась, пила «Эрл Грей» и радовалась, что Мэйзи помнила ее вкусы. А сэндвичи с лососем и огурцом, любимые Гарри, наверняка истощили продовольственную книжку. Когда Эмма оглядела комнату, ее глаза остановились на каминной полке – она заметила пожелтевшее фото рядового времен Первой мировой. Вот бы взглянуть на его волосы, скрытые шлемом, и на глаза. Какие они – голубые, как у Гарри, или карие, как у нее? Артур Клифтон в военной форме производил впечатление энергичного человека. Квадратный подбородок и решительный взор говорили о горделивом служении отечеству. Взгляд Эммы перешел на более позднюю фотографию Гарри, поющего в хоре школы Святого Беды еще до того, как его голос сломался, а рядом со снимком был прислонен к стене конверт, надписанный рукой Гарри. Эмма сразу узнала почерк. Позволит ли Мэйзи прочесть? Она поднялась со стула, пересекла комнату и, подойдя к каминной полке, с удивлением обнаружила, что письмо не распечатано.

– Я очень расстроилась, узнав, что вам пришлось оставить Оксфорд, – отважилась посочувствовать Мэйзи, заметив, что Эмма смотрит на конверт.

– Я ни минуты не думала, учиться ли дальше или рожать от Гарри, – сказала Эмма, не сводя глаз с письма.

– И сэр Уолтер говорит, что ваш брат Джайлз поступил в Эссекский полк, но его, к сожалению…

– Вижу, у вас письмо от Гарри, – не выдержала Эмма.

– Нет, это не от него, а от лейтенанта Томаса Брэдшо, который служил с ним на «Девонце».

– И что же пишет лейтенант Томас Брэдшо? – спросила Эмма, ясно видя, что конверт не вскрывали.

– Понятия не имею, – ответила Мэйзи. – Письмо принес доктор Уоллес и сказал, что это слова соболезнования. Я не нуждалась в лишнем напоминании о смерти Гарри, поэтому так и не вскрыла его.

– Но вдруг оно прольет какой-то свет на гибель «Девонца»?

– Сомневаюсь, – ответила Мэйзи. – В конце концов, они были знакомы всего несколько дней.

– Хотите, я прочту его вслух, миссис Клифтон? – спросила Эмма, поняв, что Мэйзи могла стыдиться своей неграмотности.

– Нет, спасибо, милочка… Это же не вернет нам Гарри?

– Пожалуй, – согласилась Эмма. – Но может быть, вы разрешите мне прочесть его ради моего душевного спокойствия?

– Немцы всю ночь бомбили доки, – сменила тему Мэйзи. – Надеюсь, Баррингтоны не сильно пострадали.

– Мы избежали прямых попаданий, – отозвалась Эмма, смиряясь с отказом. – Вообще, я сомневаюсь, что даже немцы осмелятся бомбить дедушку.

Мэйзи рассмеялась, и Эмме вдруг захотелось схватить конверт и вскрыть, прежде чем Мэйзи успеет вмешаться. Но Гарри не одобрил бы такую выходку. Вот если бы Мэйзи ненадолго вышла, Эмма нагрела бы письмо над паром, распечатала, проверила подпись и быстро вернула на место.

Но Мэйзи словно читала ее мысли и не отходила от полки.

– Дедушка передает вам поздравления, – сообщила Эмма, все еще отказываясь сдаться.

Мэйзи зарделась и начала болтать о своем новом назначении в отеле «Гранд». Эмма продолжала поглядывать на конверт. Она внимательно проверила буквы «М», «К», «Г» и «Л» в адресе, зная, что ей придется запечатлеть их написание в памяти и хранить до возвращения в Мэнор-Хаус. Когда Мэйзи отдала ей младенца, извинившись и сославшись на надобность вернуться к работе, Эмма неохотно поднялась, но не ранее, чем бросила последний взгляд на конверт.

По дороге к дому Эмма упорно восстанавливала в мыслях почерк, радуясь, что Себастьян крепко спит. Машина остановилась у парадного входа, и Хадсон открыл заднюю дверь, выпуская Эмму с сыном. Она отнесла малыша в детскую, где их уже дожидалась няня. К ее удивлению, Эмма поцеловала сына в лоб и вышла, не сказав ни слова.

У себя в комнате она отперла средний ящик письменного стола и достала пачку писем от Гарри за минувшие годы.

Первым делом она обратила внимание на заглавную букву «Г» в подписи – такую же ровную и энергичную, как на невскрытом конверте. Это воодушевило ее продолжить расследование. Эмма поискала заглавную «К» и нашла одну на рождественской открытке, а бонусом – заглавную «М», точно такие же, как в «Миссис Клифтон» на конверте. Гарри наверняка жив, повторяла она вслух. Найти слово «Бристоль» было легко, но «Англия» – намного труднее, пока Эмма не наткнулась на школьной поры письмо из Италии. Почти час ушел у нее на то, чтобы аккуратно вырезать тридцать девять букв и две цифры, прежде чем удалось воспроизвести адрес на конверте: «Миссис Клифтон, 27, Стилл-Хаус-лейн, Бристоль, Англия».

Эмма без сил рухнула на кровать. Она понятия не имела, кто такой Томас Брэдшо, но ясно было одно: письмо на каминной полке Мэйзи написано рукой Гарри, и тот почему-то не хотел, чтобы она знала, что он жив. «Интересно, – подумала она, – решился бы он отправиться в то роковое плавание, если бы знал о ребенке?»

Эмме отчаянно хотелось поделиться открытием с матерью, дедушкой, Грейс и, разумеется, Мэйзи, но она понимала, что должна держать язык за зубами, пока не раздобудет более убедительное доказательство. У нее зародился план.