Никого. Я поставил «дженсен» между двумя припаркованными автомобилями, вышел и зашагал прочь. Впереди уже сияла огнями Третья авеню. Я осторожно оглянулся – не потому что ожидал слежки, а потому что осторожность никогда не бывает лишней.

Остановил такси. Сел:

– Отель «Плаза».

Водитель покрутил счетчик, нацарапал место назначения, и мы отправились. Машина была грязная даже по нью-йоркским стандартам, и интерьер выглядел так, словно в свободное от перевозки пассажиров время такси сдавалось в аренду и служило обезьянником в Центральном зоопарке.

Мы проехали пять кварталов.

– Я выйду здесь.

– До «Плазы» отсюда не близко, приятель. – Таксист оглянулся, посмотрел на меня, и по выражению его лица стало ясно, что даже он, владелец этого сортира на колесах, рад избавиться от промокшего и вываленного в грязи обломка человечества. – Доллар и сорок центов.

Я сунул ему две промокшие долларовые бумажки:

– Сдачи не надо.

– Эй, и что мне с ними делать? Повесить сушиться?

– Нет. Купи себе новую тачку.

Он отъехал, сердитый, бормоча ругательства на том наречии, что характерно для нью-йоркского извозчичьего братства.

Пройдя до конца квартала, я остановил другое такси, двигавшееся в противоположном направлении. Еще раз огляделся. Сел:

– Отель «Травелодж», аэропорт Кеннеди.

Расслабившись на заднем сиденье, я и не заметил, как оказался на месте и уже через полчаса стоял в номере, снятом мистером и миссис Уэбб.

Сампи сердилась. По-настоящему. Такой злой я ее раньше не видел.

– Ты сумасшедший. Точно сумасшедший. Совсем, на хрен, с катушек съехал. Или беглый преступник. Не знаю. Лично я думаю, что ты спятил.

Я решил, что сообщать ей не самые приятные новости насчет машины сейчас не лучшее время.

– Успокойся.

– Успокойся? Успокойся?! Хочешь, чтобы я, на хрен, успокоилась?!

На столике, рядом с которым стояла Сампи, лежал тяжеленный телефонный справочник. В симпатичном переплете из искусственной кожи, с надписью «Травелодж» золотыми буквами. Им-то Сампи и запустила в меня. За справочником последовали два стеклянных подноса с той же фирменной надписью. Потом ее сумочка. Мне удалось увернуться от всего, кроме сумочки, которая попала в живот. На пол хлынул водопад: ключи, тампоны, записная книжка, губная помада, зеркальце, пудра, шариковый дезодорант, парковочные талоны и мышеловка.

– Это еще что?

– Мышеловка, что ж еще?

– Зачем она тебе?

– Зачем? Мышей ловить. Таких маленьких, сереньких, с длинными хвостиками – пи-и-и, пи-и-и… Вылезают из дырок в стене, бегают, едят сыр.

Я поднял сумку и, порывшись, отыскал пачку «Мальборо» и зажигалку «Зиппо» в платиновом футляре с гравировкой. Вытряхнул сигарету, щелкнул зажигалкой и с удовольствием затянулся, наполнив легкие сладковатым дымком и бензиновыми парами. Опустился на кровать. Вид у меня был, наверное, страшноватый.

– Извини, – сказала Сампи и, подойдя, обняла меня и села рядом. – Ты весь мокрый. Еще простудишься, чего доброго. Ты ведь не хочешь простудиться.

Она была права. Простудиться я не хотел. Сампи помогла мне стянуть мокрую одежду, после чего я забрался в кровать, лег между двумя свежими, восхитительно чистыми простынями и закрыл глаза. В планах у меня был долгий, долгий сон.

– Карманники.

– Что?

– Воры-карманники. Мышеловка для них. Для карманников.

– Зачем карманникам мышеловка?

– Обманка. Я открываю мышеловку, кладу ее в сумку, вор сует руку – щелк! – и попался! Пальчики прищемил.

– И кто же поделился с тобой такой замечательной идеей?

– Одна подруга. Она пользовалась мышеловкой несколько лет.

– А если забудешь и сунешь собственный палец?

За вопросом последовало долгое молчание. Меня потянуло в сон. Ответа я так и не услышал.

Все началось однажды утром в Париже, чуть более шести лет назад. Тот день стал первым по-настоящему теплым днем в году. Весна уже несколько недель поворачивала к лету и в тот день повернула окончательно. Париж был хорош, что-то особенное ощущалось в самом воздухе. Автомобили катились чуточку медленнее, окна, месяцами остававшиеся закрытыми, распахнулись, и гуляющие смогли наконец продемонстрировать новые, летние наряды. Кафе снова выступили на тротуары вместе с подносами, заставленными бутылочками «Перно», и официантами в белых рубашках с короткими руками и черных жилетках.

Всем этим благолепием я наслаждался, сидя за столиком на Елисейских Полях. Хороший кофе, хорошая сигарета и чертовски хорошенькие девушки – по крайней мере девять из десяти, проходившие мимо меня по улице. Чуть дальше, на парковочной линии между тротуаром и дорогой стояла моя машина. Старенький, но вполне еще в форме «Ягуар-ХК120». Немного припорошенный пылью, но тем не менее он прижался к бордюру, откинув крышу, и его четырнадцатифутовый корпус цвета полуночи привлекал куда больше взглядов, чем соседние «Феррари-GТВ308» и «порше-турбо».

Красавец. К нему, конечно, надо было приложить руки, чтобы вернуть полный блеск далекой юности. Заново покрасить, перехромировать бамперы и радиаторную решетку. С откинутой крышей он смотрелся элегантнее, поскольку сама крыша могла похвастать лишь дырками. Почистить двигатель, заменить покрышки, подновить интерьер. Я надеялся, что когда-нибудь, когда смогу себе это позволить, приведу его в порядок, а пока ему ничего не оставалось, как стоять таким, как есть. На тот момент с деньгами было туго, но я не сомневался: что-то обязательно подвернется. Так обычно и случалось – пусть и в разной форме и не в самых подходящих местах.

Семью месяцами ранее британская армия пришла к выводу, что может обойтись без меня. К этому решению она склонялась без малого три года. Потерпи они еще несколько месяцев, я бы, по крайней мере, положил в карман изрядный куш. Мои родители развелись рано, а затем, один за другим, стали жертвами несчастного случая в разных частях света, оставив меня на попечение не слишком заботливого отставного бригадира, проживавшего тогда в Париже. У него было одно неизменное правило: каждый из тех, кто, как он считал, достался ему в наследство, – племянник, крестник или иного рода подопечный (как я), – в случае успешного окончания британского военного училища Сандхерст (бригадир сам учился там когда-то) получит в день выпуска чек на сто тысяч фунтов. Он также согласился, пока я нахожусь в Сандхерсте, поддерживать меня финансово и решительно отозвал означенную поддержку, узнав о моем отчислении.

Армия научила меня заботиться о себе и убивать людей. Навыки полезные с практической точки зрения, но не самые подходящие для бизнес-карьеры, хотя, возможно, знающие люди придерживаются противоположного мнения. В конце концов я решил отдаться на волю судьбы и посмотреть, куда она меня направит. А для начала стал рекламировать себя в персональной колонке «Таймс»: «Молодой человек. Бывший военный. Готов взяться за любую работу, имеющую отношение к расследованиям или обеспечению безопасности, а также в качестве охранника. Есть машина. Имею лицензию пилота. Искать по будним дням от 11:00 до 13:00 в кафе „Лидо“, Елисейские Поля, Париж».