— Неудобно как-то, и я быстро, — рванула на кухню. Почти сразу вернулась, держа в одной руке вазочку с конфетами, а в другой — точно такую же вазочку с кусковым сахаром и щипчиками для подачи. Но поскольку Анна сильно торопилась, она умудрилась запнуться правой ногой за край пушистого ковра. Разумеется, женщина тут же потеряла равновесие, хотя по инерции продолжила двигаться вперед. Она принялась размахивать руками, силясь восстановить баланс. Первыми вывалились щипчики и упали на ковер, Анна вскрикнула, снова, еще сильнее замахала руками, из другой вазочки посыпались на ковер конфеты. — Ой! — вскрикнула она и снова пошатнулась, теряя равновесие.

— Давай помогу! — я подскочила с дивана, поймала Анну за талию, останавливая неминуемое падение, а потом перехватила обе вазочки и водворила на столик.

— Спасибо, — пропыхтела молодая женщина, — вот видишь, чуть не упала, буквально на ровном месте!

— Ничего страшного не произошло!

— Это только благодаря твоей молниеносной реакции. Даже не знаю, как ты все так успела, и меня поймать, и вазочки. Ладно, конфеты, но если бы сахар рассыпался по ковру, его пришлось бы в чистку сдавать, сахар, он же липкий. И потом, если бы ты не успела меня поймать, я бы рано или поздно упала, а из упрямства вазочки из рук не выпустила бы. Так что могла и их разбить, и ладони порезать.

— Да ладно, — усмехнулась я, — падая, ты обязательно должна была выронить из рук все посторонние предметы.

— Ха! — азартно парировала Анна. — Это ты так думаешь, потому как еще меня слишком плохо знаешь. Вот, гляди! — она протянула правую ладонь, на которой я рассмотрела несколько бледных, старых шрамов. Два длинных были на самой ладони, а несколько коротких — на пальцах.

— Судя по всему, они давние, были примерно одинаковой глубины и одного возраста. С тобой случилось какое-то происшествие?

— Вот именно!

— А что конкретно произошло? Как ты умудрилась так странно порезаться? Хотя, постой, это была бутылка? Судя по локации ран…

— Ты совершенно права. Это случилось, когда я была в подростковом возрасте. Тогда мы с бабулями жили в частном доме в Тарасове. Домик был с двориком, гораздо скромней, конечно, чем нынешний, но тоже очень миленький. Вокруг много вишен росло. И вот однажды летом прабабушка Лида делала наливку, а я ей помогала разливать. Нужно было вымыть бутылки, просушить и принести прабабушке. Я бежала по двору с бутылкой из-под вина в руке, разумеется, достаточно сильно разогналась, а дальше, как в старой глупой комедии, наступила ногой на арбузную корку, которая валялась недалеко от стены дома, неожиданно развернулась на сто восемьдесят градусов и с силой влетела в стену. Причем ударилась об нее корпусом и рукой, в которой бутылку сжимала. Бутылка, естественно, разбилась и порезала мне руку в семи местах. Вот, по шрамам же все видно, ладонь и каждый палец.

— Кошмар какой. Но ты, когда поняла, что в стену врежешься, почему руку не разжала и бутылку не бросила?

— Она ведь упала бы и разбилась! Не, наоборот, я держала очень крепко!

— А, понятно, — медленно протянула я с такой гримасой, что Анна, глядя на меня, тут же весело рассмеялась. Впрочем, я тут же присоединилась к ней.

— Кстати, знаешь, с моей счастливой планидой я могла уронить бутылку и себе на ногу. Тогда порезы были бы там, например, вместо руки.

— Ты всегда была таким «везунчиком»? — усмехнулась я.

— Знаешь, да, сколько себя помню. Хотя, если верить рассказу прабабушки Лиды, это у нас наследственное, и наступить может после тридцати трех лет примерно.

— Сейчас не очень хорошо поняла, наступить что может?

— Семейное проклятие! Оно должно наступить, то есть вступить в силу в определенное время и при определенном стечении обстоятельств! По крайней мере, так следует из рассказа прабабушки Лиды. Но, похоже, я умудрилась обскакать все условия и сломать барьеры. Потому как дико невезучая с раннего детства.

— Это в каком смысле? — хмыкнула я и уставилась в лицо женщины. — Ты сейчас говоришь серьезно?

— Знаешь, я до сих пор не уверена, что четко определилась, как к этому всему относиться. И вообще, верить ли до конца? Но есть факты, против которых, как говорится, не попрешь.

— И мы плавно подобрались к теме твоего рассказа. О семье, легендах и проклятиях.

— Да, я готова. Тем более что ты должна быть в курсе происходящего, и откладывать дальше некуда.

— Тогда я внимательно слушаю.

— Да, попытаюсь ничего не упускать и не путать. И может, где-то повторюсь, но только чтобы было все ясно и точно. Так что должна упомянуть, что своих родителей я не помню, они погибли, когда я была слишком маленькой. А вырастили меня бабушка Маргарита и прабабушка Лидия, впрочем, я уже, кажется, это тебе говорила.

— Ты не нервничай, если что повторишь, не страшно. А если мне будет непонятно, уточню по ходу рассказа или потом, как закончишь.

— Ладно, так и сделаем. Тогда продолжу. Бабушка умерла первой, и это был настоящий удар, но об этом потом. А примерно четыре месяца назад я осталась совсем одна, потому что Лидия Дмитриевна умерла. Она ничем не болела, просто слегла и медленно теряла силы. Много спала, почти ничего не ела и за неделю совсем истаяла. Врачи выписывали поддерживающие препараты и говорили, что старушка, в общем-то, здорова и находится в твердом рассудке. Она просто умирала. И ничего с этим не поделаешь — старость и годы берут свое. Организм просто износился и словно решил начать отключать потихоньку все системы и выводить из строя органы.

Всю эту неделю я была рядом с прабабушкой, не допуская даже мысли нанять сиделку. Взяла на себя все хлопоты по уходу за ней, и спала рядом, что называется вполглаза. Просто боялась тратить время, берегла и ценила каждую минуту, что осталось нам провести вдвоем.

— Я очень хорошо тебя понимаю. Терять близких всегда тяжело.

— Именно так, Женя. И всю эту неделю прабабушка вспоминала прошлое, рассказывала о семье. И казалось, очень торопилась, хотела успеть поведать мне старую семейную легенду, потому как считала ее правдой от первого до последнего слова. Она спешила предупредить меня о грозящей опасности. Чтобы я успела принять меры и не потерять в конечном итоге свою жизнь, не утратить благосостояние.

— Что, неужели все может быть столь серьезно? — удивилась я.

— Сложно сказать. Все, что рассказала Лидия Дмитриевна, для меня стало настоящим откровением. И по большому счету, я еще не отошла от шока. А ты, как только дослушаешь до конца, тогда сможешь сделать собственные выводы.

— Да, прости, продолжай, пожалуйста.

— Мне придется зайти издалека. Итак, родилась Лида в тысяча девятьсот двадцатом году в семье князей Острожских, Дмитрия и Евдокии. Была младшей, любимой дочерью. Кроме нее у родителей было двое детей — брат Митя и сестра Татьяна. Но сестру Лида помнила очень смутно, а брата вообще не знала. За несколько лет до ее рождения брат сгинул в распрях, что тогда раздирали страну. А сестра Таня погибла во время эпидемии тифа в двадцать пятом. Тогда же тифом заболели и родители. Но им удалось выжить, вопреки всему. Словно для того, чтобы малютка Лида не росла совсем без родных людей.