Он отвернулся от землекопов и широким шагом пошел, почтипобежал по склону, который полого поднимался к деревне, стоявшей в полугоре.Оттуда навстречу ему катила знакомая «эмка».

Тарасов затормозил рядом, выскочил:

– Товарищ майор, вот, нашел комиссара. А начальник объектапоехал в район за лопатами, лопат у них тут…

И осекся, увидев лицо своего начальника.

Перехватив ошарашенный взгляд Тарасова, Поляков мигомстиснул в кулак и душу, и сердце, и боль свою. Сам ощутил, как скользнула наместо привычная маска – теперь он стал олицетворением ледяного спокойствия иневозмутимости.

Дверца распахнулась. Из «эмки» выбрался худенький (шинельболталась на нем, как будто была надета на перевернутую швабру) веснушчатыйюнец с тремя квадратами на петлицах – младший лейтенант госбезопасности.

– Товарищ майор! – задорно выкрикнул он, изрядно гнусавя –то ли от волнения, то ли от насморка. Нос у него был красный и глаза воспалены.– Докладывает младший лейтенант Дудак.

– Я и сам вижу, что вы младший лейтенант, – перебил Поляков.– И все остальное про вас мне тоже ясно.

Тарасов тихо хрюкнул, но тотчас спохватился и дипломатичнополез обратно в «эмку».

– Что вы тут устроили с этим Москвиным? – тихо проговорилПоляков. – Ну! Говорите!

Младший лейтенант Дудак открыл и закрыл рот. Глаза у негостали изумленные: ну да, не ожидал, что приезжий майор окажется уже в курседела.

– Докладывайте быстро! – приказал Поляков. – Нет, погодите!

Что бы там ни произошло, нельзя, чтобы слышал Тарасов.

Он схватил Дудака за рукав и потащил в сторону от машины.Остановился, повернул его к себе:

– Слушаю. Скорей говорите. Москвин жив?

Снова сердца сжалось до какой-то почти нереальной боли. Чтоон здесь делает? Нужно скорей мчаться в село, искать дядю Гришу, а он тратитвремя…

И в то же время словно бы чья-то прохладная ладоньуспокаивающе коснулась лба, и Поляков понял: дядя Гриша его дождется. Сначаланадо – он в самом деле должен! – узнать, что здесь случилось.

– Да никакая пуля эту сво… – начал было Дудак, но глянул вчерные, лютые глаза майора – и подавился ругательством. – Так точно, жив.

– Коротко изложите, как обстояло дело.

– Тут одной мобилизованной плохо стало, когда она несланосилки с землей. Упала без сознания, неженка! – Дудак презрительно дернулуглом рта. – Москвин потребовал, чтобы женщин отпускали с окопов раньше, потомучто, дескать, тяжело им землю ворочать по десять-двенадцать часов. Девчонки,говорит, потом рожать не смогут. Я ему сказал, что та мобилизованная,во-первых, не девчонка, ей уже лет двадцать пять, а во-вторых, от работы ещеникто не умирал. Труд облагораживает человека! И вообще, наши советские женщиныради того, чтобы отстоять завоевания Октября и дело Ленина – Сталина, всемготовы пожертвовать, даже собственной жизнью и жизнями своих детей! Тогда он… –Дудак яростно дернул углом рта, – тогда Москвин сказал, что я… – младшийлейтенант стиснул кулаки, – что я…

– Ну, продолжайте, чего заикаться начали?

– Что я безжалостный урод, которого надо как можно скорейпоставить к стенке, и чем больше таких тварей, как я, выявят и расстреляют впервые же дни войны, тем скорей победит Россия, потому что она будет сражатьсяради будущего, а не ради защиты кровавого прошлого. Это он о завоеванияхОктября! О деле Ленина – Сталина! – Дудак от возмущения пустил петуха. – Ну я,конечно, не выдержал и… по закону военного времени…

– Сдайте оружие! – приказал Поляков. – Ну, быстро!Ослушаетесь – я могу вас сейчас же… по закону военного времени!

Он смотрел в землю, не позволяя себе даже взглянуть наДудака. Боялся, что не выдержит.

Дудак издал какой-то странный звук, не то стон, не товсхлипывание. Потом пробормотал:

– Товарищ майор! Я во вредителя, во врага народа, а вы…

– Этот человек – мой секретный сотрудник, – тихо сказалПоляков. – Он должен был любой ценой втираться в доверие к людям. Выявлятьнестойких, пораженцев, готовых к саботажу, а может быть, и к откровенновраждебным действиям. Вы своей глупой, нет, не просто глупой – преступнойнесдержанностью поставили под удар целую операцию. Понятно вам, почему я могупрямо сейчас и здесь?..

Он по-прежнему не смотрел на младшего лейтенанта, нопочувствовал, что тот пошатнулся. Вынул табельный «ТТ», протянул Полякову.Пистолет плясал в его дрожащей руке. Такое ощущение: Дудак уже не удивился бы,если бы разгневанный майор выпалил в него из его же собственного «ТТ»! Поляков,конечно, испытывал жгучее желание сделать это, но не сделал – сунул оружие вкарман шинели.

Насчет секретного сотрудника была чушь, только что пришедшаяв голову Полякову. Никто не мобилизовал Охтина на окопы – он записался сам. Впервые же дни войны пошел в военкомат с просьбой отправить в действующую армию– не взяли по возрасту (ему недавно исполнилось пятьдесят два года). Крометого, живя в землянке вместе с первыми строителями Автозавода, он застудиллегкие, да так, что порой харкал кровью. Какая уж тут война! Его послали наокопы только потому, что людей не хватало просто катастрофически, а он самобратился с просьбой отправить сюда.

Когда Поляков узнал о решении Григория Алексеевича, простоушам не поверил.

– Зачем, зачем? – повторял Егор снова и снова и по-прежнемуне мог понять. – Зачем тебе это? Ведь вот-вот может совершиться то, о чем мымечтали двадцать пять лет! То, ради чего мы притворялись, лгали, отдавали самыхдорогих и любимых! Моя семья, моя сестра… твой брат, расстрелянный только зато, что он был твоим братом. Его умершая от горя жена. Его сгинувший невестьгде сын. Няня Павла… И другие, другие, бесчисленное количество таких, как мы, укоторых было отнято все, даже имя! И ты хочешь защищать эту страшную страну, вкоторой для людей главное не то, что они русские, а то, что советские. Тыхочешь защищать Советский Союз?

– Я хочу Россию защищать, – сказал тогда Охтин. – Россию, аникакой не Советский Союз. Сам знаешь, если бы снова, как в Гражданскую, пошлинаши стеной на них , как шли тогда белые на красных, я бы нашу Родину у нихкогтями и зубами рвал. Как раньше! Но сейчас на Россию идут чужие. Сейчас мывсе – и красные, и белые – вместе должны быть. Неужели ты не понимаешь, что речьне о том идет, какой быть России – красной или белой, – а о том, быть ли ейвообще?

– Нам не нужна такая Россия! – выкрикнул Поляков.