по приказу графа Растопчина и подожженную святой четверговой свечечкой, хранившейся в каждом русском доме. И зарево пожара Москвы, осветив всю Россию, согрело русскую душу и сожгло дух армии Наполеона.

Вожди армии остались верными присяге и Императору, а тогдашняя интеллигенция не говорила «чем хуже, тем лучше», и результатом твердой веры в Бога и верности завету «за Веру, Царя и Отечество» было спасение России и вознесение ее на недосягаемую высоту.

В шапке золота литого

Старый русский великан

Поджидал к себе другого

Из далеких чуждых стран.

И пришел с грозой военной

Трехнедельный удалец,

И рукою дерзновенной

Хвать за вражеский венец.

Но улыбкой роковою

Русский витязь отвечал,

Посмотрел, тряхнул главою, —

Ахнул дерзкий и упал.

И упал он в дальнем море

На неведомый гранит,

Там, где буря на просторе

Над пучиною шумит.

(Эту песню пели у нас в полку. – И.К.)

* * *

А спустя 100 лет начальник штаба Верховного Главнокомандующего, в решающий момент, став вождем армии, держа в своих руках судьбу России и Императора, подсказал главнокомандующим фронтами ответ о необходимости отречения. И главнокомандующие, забыв о долге, отмахнувшись от совести, изменив присяге и утратив честь, ответили согласием на отречение. В безбожном же «интеллигентном» обществе уже давно отсутствовали святые четверговые свечечки. И результат безбожия, предательства и измены своему Царю, подлости, глупости и трусости в отношении своего Отечества не замедлил сказаться, и мы его испытываем на себе, и сладость русского позора и унижения будем испытывать и впредь, пока не отрешимся от либерализма, вождизма и непредрешенчества, от преклонения перед всем иностранным и не вернемся на древний исторический путь подчинения законному Императору, завещанный нам в 1613 году нашими предками, которые были, как видно теперь, много умнее нас.

В 1917 году среди высших военачальников не было ни господ офицеров, ни просто офицеров и не нашлось ни одного героя – и нет их и сейчас; а среди знати и «интеллигенции», мечтавшей тогда, как и теперь, быть всем министрами, за редким исключением, просто не было порядочных людей.

Глава VI

И много Понтийских Пилатов,

И много продажных Иуд,

ЦАРЯ своего распинают,

Отчизну свою продают.

Ген. Сухомлинов

4 марта 1917 года начальник 78-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Добровольский вызвал меня к телефону и сказал: «Его Императорскому Величеству Государю Императору Николаю II благоугодно было для блага Отечества отречься от престола. Приказано мне и я приказываю вам привести ваш полк немедленно к присяге какому-то Временному правительству».

На мои недоуменные вопросы, что происходит и какому Временному правительству нужно присягать, начальник дивизии ответил, что кроме этого он и сам ничего не знает и ничего не понимает, а передает спешный приказ из штаба армии.

Согласно полученному приказу, полк был выстроен в каре побатальонно и посреди получившейся площади был поставлен столик для полкового священника, покрытый белой скатертью. Знамя полка перед полком не приказал вынести, не хватило у меня духа совершить подобное кощунство, так как знамя ведь было с вензелем Императора Николая II и перед этим же знаменем, мы все, еще так недавно, клялись Всемогущему Богу служить Государю Императору и Его Наследнику престола до последней капли крови.

Был яркий светлый день, на голубой синеве небес не видно было ни облачка, не видно было также нигде и таких привычных нам за три года войны облачков от разрывов неприятельской шрапнели – тишина была полная, нарушаемая только голосом священника у аналоя – каким-то сконфуженным тоном он провозглашал сочиненные, видимо, им в этот момент слова присяги, из которых только можно было понять, что клянемся так же служить до последней капли крови какому-то неизвестному Временному правительству и чинить неприятелю самое твердое сопротивление. Лица солдат были хмуры, почти никто не поднял своих рук со сложенными как для клятвы пальцами, как это сказал полковой батюшка, почти никто не осенял себя крестным знамением, но на глазах очень многих солдат я видел слезы, не говоря уже о старых моих боевых товарищах офицерах, из которых многие открыто плакали.

По окончании этой глупой комедии приказал разойтись поротно по землянкам, так как полк стоял на отдыхе в ближнем резерве. Фактически присяги не было, и никто больше на ней не настаивал. После такой невиданной присяги солдаты мне говорили, что они уже раньше присягали Богу и приказания начальства будут исполнять. Никто ничего не понимал. Все ходили унылые, как ошалевшие. Песен не было больше слышно. В продолжение целого дня, в расположении полка, царила унылая тишина. Солдаты, по-видимому, тяжело переваривали в своих головах совершившееся событие. Совершенно разбитый душевно, и я сидел в своей землянке, и в мозгу копошились тяжелые мысли, как же теперь быть и как и чем заставить солдат сидеть под пулями или идти в атаку, и как ни размышлял, ничто не годилось и все было плохо, что подтвердил и мой телефонист, старый малоросс-солдат, вышедший еще вместе со мной в поход из Киева. Видя меня такого удрученного, этот простой солдат просто и объяснил мне то, что таилось в глубине моего сердца: «Теперь все пропало, ваше высокоблагородие». Умный был солдат. И действительно, ничего впереди уже не может быть хорошего и победы, так пламенно желаемой и такой уже близкой – никогда не бывать. Что же тут и раздумывать.

Глава VII

ИЗМЕННИКАМ

…Еще недавно так склоняли выи,

Клялися вы ЕГО до гроба защищать,

И за Царя, Вождя, Хозяина России,

Вы обещали жизнь безропотно отдать.

ОН, ваш исконный Царь, прямой и благородный,

В своей душе Он мог ли помышлять,

Что вы готовитесь изменою крамольной

России честь навеки запятнать!

И где же, где слова, где праздные обеты,

Где клятвы верности, присущие войскам?

Где ваших праотцев священные заветы?

Обманутый, ОН твердо верил вам…

Пройдут века, но подлости позорной

С страниц истории не вычеркнут года.

Отказ Царя, прямой и благородный,

Пощечиной вам будет навсегда!

С. Бехтеев

«Генерал-адъютанты изменники» (смотри брошюру генерала Доманского, которая была полностью перепечатана в «Царском Вестнике», издававшемся в Белграде) нас всех