Удивляет, что, разбираясь в таком серьезном обвинении, комиссия могла оставить вопрос «открытым». Тем более, в тот момент все свидетели были живы и опросить их не составляло труда. Поэтому более правдоподобным выглядит рассказ об этом эпизоде самого Берии: «В 1920 году в адрес бывшего в то время секретаря ЦК КП(б) Азербайджана Каминского поступило заявление о моем сотрудничестве в контрразведке в пользу мусаватистов. Это заявление было предметом специального разбора на Президиуме ЦК АКП(б), и я был реабилитирован».

Однако слухи продолжали распространяться. По этому же обвинению – «мусаватистский шпион» – Берию судили и в 1953 году.

Обратимся к воспоминаниям Ольги Григорьевны Шатуновской, бывшей политической заключенной, привлеченной Никитой Хрущевым для проведения реабилитации. Берию она всей душой ненавидела. Мемуары ее написаны в 1956-м, события, в них описанные, относятся к 1919 году:

Секретарем Кавказского бюро РСДРП был тогда в Баку старый подпольщик Виктор Нанейшвили, опытный конспиратор. Подпольное бюро находилось в Баку на Телефонной улице, около кирхи.

Однажды в бюро пришли молодые члены партийной ячейки технического училища. Они привели с собой еще одного студента – невзрачного, прыщавого. Неизвестный назвался Лаврентием Берией и сказал, что ему нужно увидеться с товарищем Нанейшвили.

Ольга Шатуновская ответила, что секретарь бюро здесь не бывает.

Прошло несколько дней, Шатуновская спросила Нанейшвили:

– Зачем приходил тот человек?

– Он работает в мусаватистской охранке и просит принять его в нашу партию. Обещает давать ценную информацию.

– Но у нас ведь есть уже свои люди в мусаватистской охранке – Муссеви и Ошум Алиев. Мы их туда специально послали.

– Яйца курицу не учат! – закончил этот спор старший.

То есть даже Шатуновская показывает: Виктор Нанейшвили, глава бакинских большевиков, Берии вполне доверял. Проверить этого свидетеля в 1953-м было невозможно. В декабре 1939-го, когда Берия уже возглавлял Наркомат внутренних дел СССР, ректор Всесоюзной торговой академии в Москве В. Нанейшвили был расстрелян.

На допросе 16 июля 1953 года Лаврентий Павлович показал: «Бывший секретарь ЦК Азербайджана Каминский, желая устроить на должность управделами ЦК свою жену, поднял материалы о моей работе в мусаватистской контрразведке. Так как Вирап (Вирап Вирапович Вирап – член РСДРП(б) с 1915 года. – Авт.) знал меня по партийной работе примерно с осени 1919 года и ему была известна моя работа в контрразведке, и что в Бакинском комитете знали о моей работе в контрразведке, я и обратился к Вирапу с просьбой выдать мне характеристику о моей работе».

Однако и много лет спустя слухи продолжали ходить. В 1933-м Берия вынужден написать своему многолетнему покровителю Орджоникидзе:

Дорогой Серго!

В Сухуме отдыхает Леван Гогоберидзе. По рассказам т. Лакоба и ряда других товарищей, т. Гогоберидзе распространяет обо мне и вообще о новом закавказском руководстве гнуснейшие вещи. В частности, о моей прошлой работе в мусават[ист]ской контрразведке, утверждает, что партия об этом якобы не знала и не знает.

Между тем, Вам хорошо известно, что в мусават[ист]скую разведку я был послан партией и что вопрос этот разбирался в ЦК АКП(б) в 1920 году в присутствии Вас, т. Стасовой, Каминского, Мирза Давуд Гуссейнова, Нариманова, Саркиса, Рухулла Ахундова, Буниатзаде и друг. (В 1925 г. я передал Вам официальную выписку о решении ЦК АКП(б) по этому вопросу, которым я был совершенно реабилитирован, т. к. факт моей работы в контрразведке с ведома партии был подтвержден заявлениями тт. Мирза Давуд Гуссейнова, Касум Измайлова и др.).

Берия не мог лгать Орджоникидзе в глаза. Значит действительно, многие видные бакинские коммунисты публично сняли с него обвинение в предательстве еще в 1920 году. Их тогда еще никто не уничтожал, они входили в состав правящей номенклатуры.

В 1937 году заместитель Орджоникидзе по Наркоматтяжстрою Иван Павлуновский докладывал Сталину о том, что в 1926 году при назначении на пост руководителя Закавказским ГПУ его пригласил к себе председатель ОГПУ Дзержинский и подробно ознакомил с обстановкой в Закавказье.

Тут же т. Дзержинский сообщил мне, что один из моих помощников по Закавказью т. Берия при мусаватистах работал в мусаватистской контрразведке. Пусть это обстоятельство меня ни в какой мере не смущает и не настораживает против т. Берии, так как т. Берия работал в контрразведке с ведома ответственных товарищей закавказцев и что об этом знает он, Дзержинский, и т. Серго Орджоникидзе.

По словам Павлуновского, когда он приехал в Тифлис и встретился с Орджоникидзе, тот сообщил ему, что действительно Берия работал в мусаватистской контрразведке по поручению партии и что об этом хорошо известно Кирову, Микояну и Назаретяну. Далее Павлуновский написал:

Года два тому назад т. Серго как-то в разговоре сказал мне: а знаешь, что правые уклонисты и прочая шушера пытается использовать в борьбе с т. Берией тот факт, что он работал в мусаватистской контрразведке, но из этого у них ничего не выйдет. Я спросил у Серго, а известно ли об этом т. Сталину. Т. Серго Орджоникидзе ответил, что об этом т. Сталину известно и что об этом он т. Сталину говорил.

Здесь странно только одно, зачем Сталину в 1937 году нужно было лишнее подтверждение анкетной чистоты Лаврентия Берии. Тем не менее, 7 октября 1938 года Лаврентий Берия был еще раз вызван к Сталину с этими документами и составленной Берией, при помощи Всеволода Меркулова, объяснительной запиской. Никаких последствий этот вызов для Берии не имел.

В результате у следствия в 1953-м не было никаких доказательств шпионажа Берии в пользу Азербайджана и Англии. Все обнаруженные свидетели хаяли Берию, но как-то неубедительно.

Надо сказать, что Лаврентий Павлович на всякий случай держал документы о событиях 1919–1920 годов в своем личном сейфе. Ближайший помощник Берии Меркулов показал в 1953 году, что где-то между 1932–1934 годами тогда уже Первый секретарь компартии Грузии Лаврентий Берия отправил его в Баку, в тамошние архивы, и он перевез дела, связанные с Берией в Тбилиси. «Меня вызвал Берия и сказал, – показывал Всеволод Меркулов, – что о нем распространяют враги слухи, якобы он работал в 1919–1920 гг. в Баку в мусаватистской контрразведке. При этом Берия указал на то, что враги его могут изъять документы из архива и тогда ему нечем будет защищаться… Эти две папки с документами я привез Берии, он их посмотрел и остался ими доволен. Документы, вшитые в папки, Берия положил в свой сейф». Лаврентий понимал: несмотря на то, что он реабилитирован, слухи все равно будут.

Невиновность Берии перед большевиками доказывают и последующие события. После того как 11-я армия вошла в Баку и была провозглашена Азербайджанская Советская Социалистическая Республика, Лаврентий Берия потерял работу на таможне. При этом он перешел из технического училища в организованный на его же базе Бакинский политехнический институт, не оставляя надежды получить диплом инженера. Однако в том же 1920 году его мобилизовали красные. В 11-й армии, как и в других армиях РККА, существовал Регистрационный отдел, говоря нынешним языком, – военная разведка. В мае 1920 года Берия поступает на работу в Регистрод Кавказского фронта. Очевидно, устроиться в секретную службу помогли серьезные рекомендации и опыт разведчика. Помогло и то, что местных кадров для дальнейшего установления советской власти здесь почти не было: армяне-коммунисты разбежались после погромов, руководство большевиков погибло во время расправы с бакинскими комиссарами. Грамотных коммунистов осталось мало, брали любого, кто хоть что-то умел. По словам Лаврентия Берии: «С первых же дней после Апрельского переворота в Азербайджане краевым комитетом компартии (большевиков) от Регистрода 11-го Кавказского фронта при РВС12 11-й армии командируюсь в Грузию для подпольной зарубежной работы в качестве уполномоченного». С этого момента чекистская карьера Берии шла только по восходящей. При том, что о службе Лаврентия в мусаватистской контрразведке было хорошо известно.