вопросов к молодому доктору не возникало. Особенно в условиях районной больницы, когда все дефицит, включая бинты и йод.

Она тогда не просто оперировала, она ехала в центр, стучала кулаком по столу, требовала и добивалась. Причем только потом уже народ задумывался, а кто эта девчонка? И почему именно ей пошли навстречу? Лариса всегда была очень убедительна своей внутренней силой. Была в ней какая-то энергия, и люди чувствовали ее правду. Знали: раз просит, то обязательно на дело.

Крепко сбитая, невысокая, с широким лицом, нос картошкой, еще и очки, она все равно пользовалась успехом у мужского населения. Только вот в Москве ей было некогда, она училась. Медицина была всегда мечтой, да и матери в свое время пообещала: «Вот увидишь! Будет у нас в семье настоящий врач». Да не просто так, а только хирург! Лариса эту специальность выгрызала из жизни. Не очень уж способная к урокам, и не так чтобы память была идеальной. То, что другие выучивали «левой ногой», ей приходилось зубрить и зубрить неделями. Зато оставалось на века.

Так часто случается, что те, кому легко дается учеба, по жизни особых успехов не добиваются. Они полагаются на способности, не очень-то усердствуют, а иногда и вовсе отпускают ситуацию. Уверены, само собой все срастется. И в какой-то момент тот, кто «брал задницей», вдруг вырывался вперед. Трудяги не ждали милости от природы. Они привыкли трудиться, упорные по жизни, они часто обгоняли талантливых.

Поем оды трудягам! Лариса была трудягой. И ничего не боялась.

С первым мужчиной переспала на летней практике. Просто поняла, что кавалеров что-то под рукой не наблюдается, а в медицине все просто. Роман закрутился на дежурстве. Доктор, много старше Ларисы, можно сказать, влюбился в девушку. Очень уж импонировала пожилому врачу эта ее легкость и решительность. И то, что сразу пошла навстречу, не строила из себя недотрогу. А еще больше доктор удивился, что стал для Ларисы первым. Так удивился, что готов был уйти от жены. Просто крышу снесло.

А Ларисе был важен сам факт. Ее полюбили, ради нее готовы были совершить поступок. Ей доктор нравился, но не так чтобы очень. Замуж за него она уж точно не собиралась. И даже дело было не в семье доктора. Просто Ларисе он был совершенно не нужен. Ей тогда было не до любви. Она стояла на операциях рядом с хирургом, но старалась параллельно принимать решения сама, а вдруг завтра первым хирургом станет она?

Эта ответственность съедала все силы. Тяжеленный груз – чувствовать, что все зависит только от тебя. Жизнь человека, который сейчас в твоих руках, а через него жизнь его семьи и всех, кто с ним связан. Холодная голова, четкие движения, помощь сестры, которая под боком, хорошо, если есть второй хирург.

Она выходила из этой схватки победителем. И в первую очередь сама с собой. Поэтому, когда уже сама встала к столу как хирург, было легче. Лариса привыкла принимать решения. Быстро и без сомнений.

Да, были случаи, когда она не могла помочь. Но она четко знала, что в этом случае никто бы не помог. Она себя Богом никогда не считала. Скорее всего она была очень рациональной. Ясная голова не давала сердцу замирать и плакать над неудачами. «Это моя профессия. Не ныть тут надо, а дело делать».

Андрей чинил в больнице крышу. Как-то в операционной закапало с потолка прямо во время операции. Спасибо, что не на операционный стол. И дождь-то не проливной.

– Это после зимы, забыли ведро подставить.

– То есть это у вас всегда так?

– Ну да. Так больница же старая, еще довоенная. Понятное дело, доски прогнили.

– А ремонт?

– Вот вам, москвичам, все легко. Ремонт. На ремонт деньги нужны.

Разговор шел в кабинете главврача. Мужик хороший, но безынициативный. Так определила для себя старенького врача Лариса. Как там Мордюкова говорила? «Хороший ты мужик, но не орел». А этот – так и вовсе тюфяк. Любимая фраза главного доктора была: «На нет и суда нет». Или: «Ну что ж поделаешь. И не такое переживали».

Ага, про себя добавляла Лариса: «Главное, чтобы не было войны». То есть при первой своей просьбе достать хлорки она прям так и рубанула, на фразу, про что ж поделаешь. Но в тот раз поняла, что палку перегнула. Ни к чему было вот так. Старый доктор тогда тихо ответил:

– За работу ценю, а обижать себя не позволю.

Когда Лариса поняла, что течет с крыши и больные в палатах лежат с тазиками на животах, она в очередной раз поехала в центр. К тому времени с главврачом уже помирились.

– Давай, Лариса, действуй. От меня, естественно, привет и поклон, письмо подготовлю.

И Лариса действовала. Это для себя человеку просить сложно. Для дела всегда проще.

– Денег дадим, но по минимуму. Выкручивайтесь. Тем более у вас же там парень работает мастеровой. Он раньше всегда все чинил.

– Парень есть, я с ним уже переговорила, действительно мастеровой. Но он своими кальсонами дыры заделать не сможет. Там доски нужно менять.

– Это он тебе про кальсоны сказал?

– Это я сама сказала. Он-то как раз готов был заделывать.

– Неужели этому вас в Москве в институтах учат?

– Чему это? – прищурилась Лариса. – Правду говорить?

– По-хамски говорить.

– А где я по-хамски говорю? Может, обматерила вас? Так я могу. Но не буду. Я врач. Я людей должна лечить, и голова моя должна быть на это настроена, а не на наши с вами разговоры. И, кстати, вы же тоже живой человек. Заболеете, к кому придете?

Мужик за письменным столом поправил съехавший набок галстук, хотел матюгнуться и добавить, что к ней точно не пойдет, но прикусил язык. Про Ларису слухи уже поползли: мол, врач от Бога. Из любой ситуации вытащит.

– Да дам я тебе доски, дам. Вот ты думаешь, я из них себе сарай, что ли, строю? Что ты мне тут указываешь? У меня вон садик детский, коровник и ты. И как выбрать? Или думаешь, коровам нравится все время под ветром жить? Вчера как раз Параша прибегала. Мол, болеют. Тепло им надо. И тоже знаешь как все от сердца говорила. Про душу, которая у нее вся зашлась от надвигающейся беды.

– Ну беда у нее основная – пьющий муж. Небось опять с фингалом под глазом? В прошлый раз прибегала вся в слезах, на руку ей шину накладывала. А как одной рукой коров доить?

– Так это бабья